Шрифт:
Закладка:
— А что, Любовь Степановна, — осторожно приступил я к разведке, — вот возьмет да и махнёт ваш Фёдор Павлович в деревню. А?
Она испуганно вскинула брови и замахала рукой:
— Что вы, что вы! Да вы не представляете, как он привык к Ленинграду!
— В таком случае что же вас беспокоит, Любовь Степановна?
— Как что беспокоит? Он беспокоит, Федор Павлович беспокоит. Вижу, мучается же человек, ну вот я и пришла к вам, может, вызовете его.
— Зачем?
— Ну, как секретарь партийный, и подскажете ему, вас-то он послушает.
— Что я должен ему подсказать, Любовь Степановна?
— Да как что? Ну, заявление чтобы подал, в МТС попросился работать. Он у меня, знаете, несмелый и на геройство неспособный, а вас послушается. Я ведь чувствую: душа-то у него болит.
Тут я, понимаете, не выдержал и от души расхохотался:
— Родная, дорогая Любовь Степановна, да что же вы сами-то не подскажете?
— Что же тут смешного, Сергей Васильевич? Да разве он послушает меня! Уж больно он, говорю, привык-то к нашему Ленинграду. Стоим, бывало, на берегу Невы или в Петергофе гуляем, всё одно твердит: «Хоть и родился я в деревне, а так мне Питер полюбился, что ни за какие коврижки из него не уеду, умирать тут буду…»
Ну-с, я, конечно, рассказал ей про актив, про то, как приходил ко мне Фёдор Павлович и просил меня вызвать свою супругу и потолковать с ней по «деликатному» вопросу. Посмеялись мы с Любовью Степановной и расстались друзьями. Чай пить приглашала. И пойду, обязательно пойду чай пить. И дам же я ему взбучку!
— Кому, Сергей Васильевич?
— Как кому? Фёдору Павловичу Шувалову.
— За что же?
— А за то, что жену свою плохо знает.
* * *
— Ну, а как чувствует себя ваш активист Селезнев?
— Что? Селезнев? Не знаю. Не видел. С того самого собрания не видел. Раньше, бывало, три раза заходил ко мне, а тут как в воду канул… М-да. По совести говоря, очень часто мы не знаем как следует своих людей. Работаем вместе, видимся каждый день, живём бок о бок, а на поверку получается… деликатный вопрос.
МОСКОВСКИЙ ХАРАКТЕР
Благодаря отражению света становятся видимыми незамосветящиеся тела.
— Машенька! Машенька!
— Соня?!
— Спустись обратно, я внизу подожду.
— Хорошо!
Так декабрьским днём 1950 года на эскалаторе московского метро произошла встреча подруг детства Маши Селезнёвой и Сони Волжинской.
Обе они когда-то учились в десятилетке в городе Рязани и сидели на одной парте. Потом Маша уехала в Москву в институт, а Соня вышла замуж и осталась в Рязани. Давно это было!..
Маша была уже не Маша, а Мария Фёдоровна, и не Селезнёва, а Волошина. Софья Николаевна Волжинская как была, так и осталась Волжинской.
— Стану я менять свою замечательную фамилию на какую-то Сиволапову! С ума сойти! — заявила она в загсе и оставила себе девичью фамилию,
Мария Фёдоровна, брюнетка с правильными, но на первый взгляд несколько строговатыми чертами лица, была одета в чёрное пальто со скромным каракулевым воротником. На голове у неё была маленькая каракулевая же шапочка, из-под которой сбоку выбился заметно седеющий локон. Словом, женщина, каких много.
Софья Николаевна являла собой полный контраст. Голубоглазая блондинка, в котиковом манто, с двумя чернобурыми лисами на шее, в зелёной шляпе, украшенной какими-то не то хвостами, не то пушистыми перьями, выделялась своей яркостью. На её довольно красивом лице лежала печать самонадеянности и довольства. «Смотрите, — говорило это лицо, — как я хороша, как хорошо живу!..»
Мария Фёдоровна прямо с эскалатора очутилась в объятиях подруги.
— Машенька, да ты ли это? Верить не хочется!
— Как видишь.
— С ума сойти! Ведь пятнадцать лет прошло!
— Да. Ты, что же, в Москве живёшь?
— Боже упаси! Приехала из Рязани.
— Надолго?
— Да сама ещё не знаю.
— В командировку?
— Боже упаси! Я не служу. Специально приехала купить башмаки на меху.
— Башмаки?
— Ну да, башмаки. Ну, как ты живёшь? Муж есть?
— Есть… Знаешь, Соня, я тороплюсь в институт. Вот тебе адрес, заходи вечером на квартиру.
— В институт? Неужели всё ещё учишься? С ума сойти!
Это «с ума сойти», сопровождающее почти каждую фразу подруги, заставило Марию Фёдоровну рассмеяться. Она вспомнила, как на одном из уроков, выслушав какое-то замечание преподавателя, Соня по привычке воскликнула: «С ума сойти!»
— Нет, Соня, я не учусь, я работаю в том же институте, где училась… Ну, так заходи.
— Обязательно!
* * *
Вечером Софья Николаевна явилась разодетой в пух и прах.
— Хочу пленить твоего мужа, Машенька!
— Муж в командировке.
— Жаль! А какой пост он занимает?
— Да тоже научный сотрудник, мы с ним институт кончали вместе.
— Научный сотрудник? С ума сойти! Ой, как, должно быть, скучно ты живешь! Наверное, он вроде нашего учителя химии, помнишь? «Химия — предмет важный», а сам всё время держится за бородку и смотрит вниз. Ха-ха-ха! Ну, не сердись, я шучу.
— Да я не сержусь.
— А дети есть?
— Трос.
— Сколько?
— Трос.
— С ума сойти! Вот уж не понимаю! Я бы, кажется, с одним не знала, что делать… И потом роды так портят фигуру!
Софья Николаевна критически осмотрела квартиру, обстановку, заглянула в гардероб, на кухню.
— Да, Машенька, скромненько, скромненько… А знаешь, у меня в спальне такой трельяж! А ковры!.. Право, мне очень, очень тебя жаль! Ты такая умная, интересная, а прозябаешь тут со своим институтом и мужем в неизвестности. Вот почему я предпочитаю быть первой в деревне, чем последней в городе. Так, кажется, говорится? Ты понимаешь, я в Рязани такой популярностью, таким уважением, авторитетом пользуюсь! И это мне ничего не стоит, всё муж, его положение. Я люблю жить и блистать! Ты знаешь, у меня такой гардероб! Любой продавец любого магазина, когда я вхожу, величает меня по имени и отчеству! И потом, знаешь, я пою иногда в клубах на концертах. Даже два раза в местной газете об этом писали… Нет, право же, милая, мне даже стыдно: ты ведь много-много умнее меня и сколько училась. А вот судьба несправедливо поступила.
— Почему, Соня? Я совсем тебя не понимаю. У меня хорошая семья, я работаю…
— Довольно, довольно! Работать — это ещё не жить. Корпишь, корпишь над книгами, так и жизнь и молодость пройдёт неотмеченной, незамеченной… Ты бы, Машенька, хоть волосы покрасила, а то седина уже заметна… А ты знаешь, я парикмахершу на дом вызываю.
Не дав
