– Что такое Дельфинарий? Наверно, место, где собираются дельфины?

– Нет, где они играют.

– Играть можно везде, океан огромный.

– Это надо выяснить. Он сказал, в Санаторной зоне.

Санаторная зона расположилась на берегу океана.

Место выбрали очень красивое. Санатории построили давно, когда большие предприятия ещё могли строить многоквартирные дома для своих сотрудников и санатории и дома отдыха для них.

Сейчас новых уже не строили, но появились небольшие отели, кафе, даже ресторан. Горожане охотно приезжали сюда на выходные, особенно в сезон.

Несколько лет назад Город замахнулся на Дельфинарий. Но стройка шла медленно, деньги всегда нужны были на более срочные дела.

Детский санаторий, «Сосенки», успели возвести одновременно со взрослыми. Он был прекрасен, не поскупился Город, и предприятия крупные помогли.

Первый корпус – лечебный, с большим крытым бассейном. Во втором – комнаты для маленьких постояльцев, столовая, кинозал, учебные классы.

Но был ещё третий корпус, особый и обособленный – интернат.

Во главе «Сосенок» поставили директора одной из городских школ, молодого и энергичного Василия Петровича Беляева.

Убили двух зайцев – в учебном году в санатории действовала школа, чтобы дети не отстали от своих сверстников. И директор санатория мог вести в ней физику и математику.

Главврач пришёл из местного Медицинского института, молодой профессор, невропатолог, психиатр, посвятивший себя проблемам неизлечимо больных детей. Он согласился при условии, что у него будет заместитель-терапевт в лечебном корпусе, чтобы он, Виктор Сергеевич Покровский, мог целиком посвятить себя интернату для больных детей.

Это и был третий корпус. Он жил своей замкнутой жизнью. Детей там было немного, всего шестьдесят человек.

Они не умели говорить и смеяться, просто улыбались иногда совершенно беспричинно и плакали тоже беспричинно. И никто не знал, о чём они думают, и думают ли вообще.

Они не играли друг с другом, а бродили каждый сам по себе. Но странно – вдруг подходили к кому-нибудь из взрослых и обнимали их.

И взрослые тоже обнимали их и гладили по головкам. В этом корпусе могли работать только очень добрые люди.

Кабинет Виктора Сергеевича был буквально забит умными приборами. Профессор прикреплял датчики к детским головкам и часами изучал кривые, понятные только врачам. Здесь боролись за каждого ребёнка, но улучшение шло очень медленно, почти незаметно.

Проходили годы, пока он мог отдать ребёнка родителям или перевести в интернат для детей с замедленным развитием и специальной школой. И это уже считалось победой.

В этом году у него не осталось помощников – два молодых врача уехали в столичные институты один за другим. Медсестра, три нянечки – вот и весь штат.

Женя шла по дороге от причала. Забор санатория был скрыт деревьями, а ворота распахнуты настежь. Будка охранника была, и морячок вышел навстречу.

– Можно, я чемодан оставлю? Мне нужен главврач, Виктор Сергеевич.

– Виктор Сергеевич у нас в третьем корпусе. А у вас кто там, брат или сестричка?

– Я работать приехала.

– Работать? В третий корпус? – морячок глянул на неё с уважением.

Они шли по дорожке из жёлтого гравия, он нёс её чемодан.

– Меня Сашей зовут, а вас?

– Женя.

– И кем вы будете работать?

– Кем возьмут. Я студентка, учусь в Меде.

– Проситесь медсестрой. Уколы умеете?

– Конечно. Кем возьмут, тем и буду работать.

Третий корпус был огорожен ещё одним забором, и ворота смыкались глухо, так, что и щелки не оставалось. Саша позвонил, открылось окошко.

– Лёш, ты сегодня? К вам девушка на работу. Принимай, я пошёл. Счастливо вам!

Лёша зачем-то долго листал её паспорт.

– Так. Видите белое здание? Подниметесь на второй этаж, пройдёте зал, справа коридор, там кабинет главврача, вторая дверь. Не заблудитесь? Может, позвонить, чтобы встретили?

– Не надо, я найду.

Она шла через тот самый зал, по которому бродили дети, глядя, как слепые, прямо перед собой. Одни улыбались чему-то, а кто-то плакал беззвучно. Это был шок.

Хотелось скорее пробежать этот страшный зал. Или повернуть обратно, сбежать вниз по гравию, проскочить мимо дежурного в окошке и Саши, на шоссе, по нему на пристань, и спрятаться на «Ласточке» до самого отплытия.

В кабинет Виктора Сергеевича Женя вошла твёрдым шагом, по крайней мере, она так считала. Он посмотрел ей в лицо и понял всё.

– Здравствуйте, Виктор Сергеевич. Вы меня помните? Я Женя. Ничего, что приехала без звонка? И задержалась после сессии, рейс только по выходным.

– Я думал, это у вас так, порыв. Здесь работа, как вы успели заметить, не для слабонервных. А почему, собственно, без звонка?

– Я боялась, будете отговаривать. Вы и пытаетесь, я же вижу!

– Вы правы. Самое лучшее, что вы можете сделать – уехать этим же теплоходом. Он уходит завтра.

– Ну вот.

– Вы видели наших детей?

– Да, я видела детей, когда шла через зал. Конечно, сердце сжимается. У нормального человека так и должно быть. Но мне кажется, кроме лечения им нужна любовь, каждому в отдельности! Вы же говорили – вас, взрослых, очень мало – обстановка тяжёлая, оклады маленькие.

– Ну, хорошо, в порядке эксперимента – оставайтесь до следующего теплохода. Походите, присмотритесь к детям. Я давно хотел поработать с кем-нибудь из них индивидуально.

Женя ходила по залу и думала, как это тяжело – видеть их каждый день и чувствовать своё бессилие!

Худенький мальчик лет десяти подошёл и обнял её.

Она не знала ещё, что дети делают это часто и бессознательно.

– Как тебя зовут? – Мальчик молчал.

– Антоном его зовут, Антон Солнцев, – сказала нянечка.

– Антон, ты слышишь меня?

В его глазах ничего не отразилось. Он только прижался он к ней всем телом, будто ища защиты. И она крепко обняла мальчика – может, это сейчас и есть его язык, способ общения с окружающими?

Главврач увидел издали, как они стоят, обнявшись.

А потом Антон высвободился и пошёл через зал, обходя других детей.

– Женя, зайдём ко мне.

В кабинете на столе были разложены бумажные ленты с бесконечными кривыми.

– Вот это записи Антона. Мне кажется, здесь появляется надежда, он реагирует на какие-то возбудители, раньше этого не было. Давайте попробуем. Будете всё время рядом – гулять, разговаривать. И наблюдать, отмечать малейшую реакцию. Хватит у вас терпения?