Шрифт:
Закладка:
Даниэль все размышлял, размышлял. Идиотская же мысль! Но она тут же явилась ему снова. Зачем он бросил несколько камней? Да еще тот, большой?
Эта мысль не давала Даниэлю уснуть. Наверное, надо что-нибудь предпринять? Поговорить с кем-нибудь из взрослых? Но мысль же совершенно дикая, он знал, что все – неправда. Так зачем он об этом думает? А вдруг все-таки правда? Мальчику снова представились плывущие кверху брюхом рыбы. В доме спали уже все, кроме Даниэля. А он не спал долго. На следующее утро, едва он открыл глаза, как мысль о содеянном вернулась.
Значит, она его не покинула?
Нет, и продолжала мучить мальчика еще несколько дней.
Даниэль спорил сам с собой. Может, пойти в полицию, самому во всем признаться, а дальше будь что будет? Но его же засмеют! Вот это хуже всего. Его пугало то, что он, возможно, сделал, но его также пугал и собственный страх, что он вообще так боится, что всерьез принимает мысль о ржавчине. Что-то не так, с ним что-то случилось.
Наконец Даниэль решился взять на себя бремя ответственности и во всем признался маме. Мама, кажется, не поняла, в чем проблема, и Даниэлю пришлось подробнейшим образом еще раз объяснить ей каждый фактор риска, связанный с его поступком. Даже сегодня он не уверен, что мама все поняла. Но тут начинается долгая история исповедей и разубеждений, имевшая место между матерью и сыном.
История эта могла бы рассказать о многом, начиная со страха смерти, не в последнюю очередь связанного с мыслью, что его поступок мог стать причиной рака, и заканчивая смутной тревогой по поводу менее определенных катастроф. Даниэля часто тревожило, не забыл ли он дома учебники. Или ключ от шкафчика. Надо было перепроверить! И даже когда мама уверяла Даниэля, что он только что заглянул в рюкзак, мальчик по дороге в школу еще раз десять расстегивал «молнию», чтобы убедиться, что все на месте. Ведь существовал же – чисто теоретически – риск, что в прошлые разы он увидел неправильно. Да и возле шкафчика Даниэль мог простоять минут двадцать, просто чтобы убедиться, что шкафчик заперт как следует.
– Почему для вас это было так важно? – спрашиваю я.
– Затрудняюсь сказать, почему, но мне в школе казалось очень важным учиться на отлично. Готовясь к экзаменам, я неделями засиживался по ночам. Не знаю, было это свойством характера или чем-то еще. Как будто если я не буду стараться, все станет очень плохо. Хотя я не очень понимал, что именно «станет очень плохо».
Тревога по конкретному поводу, претерпев несколько метаморфоз, превратилась в тревогу вообще. В чем именно он провинился? Каждый раз, открываясь матери, Даниэль заранее знал, какими словами она станет его успокаивать, и знал, что она будет права. И все же сомнения преследовали его, как бесконечное бормотание в голове, и только спортивные тренировки и усердные занятия музыкой помогали ему прийти в себя.
Когда Даниэль уехал учиться на инженера, он продолжил звонить домой матери, чтобы та успокоила его. Написав работу на соискание степени бакалавра, Даниэль впал в тяжкие сомнения: а вдруг он виновен в плагиате? Научный руководитель дал ему пару советов насчет теоретической части. И хотя Даниэль знал, что это еще не делает его работу плагиатом, он принялся гуглить критерии последнего. Многочисленные дискуссии о том, что попадает в серую зону, а что является плагиатом в чистом виде, никак не касались написанной им студенческой работы. И все же Даниэлю казалось, что они – на каком-то абстрактном уровне – могут иметь отношение к его случаю.
Он беспокоился, что мог как-то неправильно истолковать закон. Даниэль изучил прецедентные решения судов и составил список аргументов, при помощи которых прокурор мог бы вынести обвинительный приговор. В другой колонке Даниэль записал аргументы своего воображаемого адвоката. Он представлял себе, как его отчислят из университета и что напишут о нем в студенческой газете. Мама успокаивала его как могла, но судебный процесс в голове у Даниэля продолжался часами. Вскоре Даниэль перешел на более высокий уровень, к логике высказываний, и сделался в некотором роде специалистом по авторскому праву.
Мысли о плагиате исчезли, лишь когда у Даниэля появился новый повод для тревоги. Тревоги, по сравнению с которой старая показалась бы умиротворяющей медитацией.
Посещение порносайтов всегда было для Даниэля занятием неоднозначным, оно еще в отрочестве приводило его в смятение. Почему, например, его возбуждает вид женщины, которая делает минет? А вдруг его возбуждает не женщина, а эрекция у мужчины? Не означает ли это, что он гомосексуал? Гомосексуальность, конечно, не проблема, но он же не ощущает себя геем. Его привлекают не мужчины, а женщины. А вдруг он просто обманывает себя? Вдруг он по натуре гомосексуален, просто не знает об этом? Может, он просто-напросто гомофоб, вроде тех священников, которые считают гомосексуальность соблазном диавола, а потом их застают в кабинке туалета с мужчиной?
На этот раз мама отнеслась к сыновним раздумьям гораздо более серьезно. Ей не хотелось, чтобы Дэниэль стыдился своей гомосексуальности, и она предпочла оставить вопрос открытым.
Когда Даниэль заподозрил себя в педофилии, просить маму о помощи стало уже невозможно. Его как раз отправили студентом по обмену в Страсбург, и там он даже свел знакомство с одним ансамблем. Экран с открытым порносайтом начал заполняться всплывающими окнами. Закрывая их, Даниэль заметил окно, в котором ему привиделся порноролик с участием детей. Две секунды – и пульс застучал у него в ушах. Даниэль в панике вырубил компьютер.
– Я так испугался, что спрятался под кроватью.
Действительно ли порноролики или фотографии сексуальных сцен с участием детей могут вот так просто всплыть на экране? Разве такие вещи не следует искать специально – в «dark web» или как там это называется? Может, к нему в компьютер проник вирус, на который как-то среагировал гугл? Но ведь гугл сам делает все, чтобы воспрепятствовать распространению подобных сайтов?
Даниэль стал гуглить.
