страстному желанию поскорее уйти домой и отдохнуть, добросовестно выполняла привычные ежедневные действия под аккомпанемент из продолжающегося спора. Он начинался, когда медсестра прикрывала окно.

— Наконец-то, закрыли! — подзадоривал Павел Максимович.

— Лучше бы открыли… Если тебе так уж холодно, накинь что-нибудь сверху, тоже попроси привезти рубашку, в конце концов, — ответил Геннадий Афанасьевич.

Алла Викторовна наклонялась к Павлу Максимовичу и говорила, что да, сегодня как-то прохладно, а завтра она придет пораньше и вовремя закроет окно, но проветривать комнату необходимо. Потом подходила к Геннадию Афанасьевичу и говорила, что халат сегодня безупречно сидит на нем, а тот в ответ улыбался, показывая уцелевшие белые зубы. Алла Викторовна знала: эти двое жить друг без друга не могли.

— Эти метеорологи и астрологи — настоящие шарлатаны. Те и вторые гадают и тыкают пальцем в небо. Мне нагадали десять лет назад, что я буду жить в Шотландии с очаровательной женушкой и пасти овец. А я их перед сном считаю. А чтобы определить погоду, я просто смачиваю палец слюной и высовываю его из двери, понять, дует ли ветер, — последнее слово всегда оставалось за Дмитрием Ивановичем.

Старики отворачивались — каждый к своей стенке лицом. Гера ложился, глядя в окно. Влада уходила вместе с Аллой Викторовной, желая ей удачного пути домой… Изо дня в день, под ритм открывающегося и закрывающегося окна, и этот ничем не отличался от остальных.

Владе долго не спалось. Выбравшись из-под одеяла, она поднялась на этаж выше, в центральный холл. Возле стойки регистрации на стене висела картина «Дева Мария и Иисус», окруженная детскими рисунками, словно ангелами. Вокруг маленького, тихо журчащего фонтана стояли диваны. Все помещение украшали вечно цветущие кустарники.

Ей почему-то показалось, что она снова с родителями в Анапе. Идет по побережью. Останавливается, оборачивается, глядя на линии из разных, причудливо переплетающихся между собой человеческих следов.

Влада отвернулась от окна. Теперь ей почудилось, как мимо пробежал маленький мальчик, смешно подстриженный, похожий на Геру. Он цепляется за рукав халата медсестры, продолжая повторять: «Я болею. Я умру. Вы тоже умрете».

Влада трясет головой — исчезает и Анапа, и маленький Гера, и она идет обратно.

Гера, тайком выбежавший покурить, заметил силуэт Влады в коридоре. Лунный свет невесомо касался белой пижамы, и на всякий случай он протер глаза — вдруг померещилось. Миниатюрная фигурка осталась на месте. Гера медленно подошел к Владе и коснулся ее плеча. Он заметил румянец на щеках — не девичий, не тот, что появился, когда Гера нарвал для Влады ромашек с клумбы. Тут что-то другое. И этот блеск в глазах…

— Чего не спим? Нарушаем, получается?

— Да накатило как-то. Вспоминала, как мы с родителями на машине долго-долго ехали домой после моря. Я делала вид, что сплю — специально, чтобы меня отнесли в комнату на руках, положили на кровать, поцеловали на прощание. В комнате никого не оставалось, а я все равно жмурилась, слушая их разговоры на кухне. Знаешь, чего я желаю, Гера?

— Ну?

— Желаю, чтобы смерть напоминала это состояние. Умиротворенное и безболезненное. Когда тебя отнесут в комнату, а сами вернутся сидеть за дверью, беречь твой покой.

Гера побледнел. Он твердо знал, что должен быть сильнее Влады. Особенно, если она хочет старшего брата — наверняка стойкого и мужественного.

— Ну-ка, глазки на меня, — он пристально посмотрел на Владу, — у тебя завтра день рождения. Ты о другом думать должна: что попросить в столовой, как гостей рассадить, какие колпаки им дать.

Влада молча закивала, сдерживая слезы.

— Хочешь, я тебе подарок сделаю еще один: выпью завтра настойку из брусничных листьев. Противную, которую ты не перевариваешь, — видя, что подруга на грани, Гера прижал Владу к себе, поглаживая ее по голове, — ну, ну, хватит… Ты сильная, я-то знаю. Выкарабкаемся. Пойдем.

Влада остановилась возле окна и испуганно посмотрела на Геру. На подоконнике лежала и трепыхалась птица.

— Она в агонии, плохой знак… «И мне казалось, что летящие в воздухе птицы падают мертвыми и что началось великое землетрясение», из Данте, я недавно читала, когда к уроку готовилась…

— Дурочка! Никакая это не агония, все ты навыдумывала. Это свиристель, у них сезон такой. Наедаются забродивших ягод, а потом валяются и пугают таких вот доверчивых.

Гера проводил ее до палаты, дошел до своей и рухнул на кровать.

Вечером следующего дня Гера стоял перед раскрытым шкафом в палате. Он провел рукой по коротко подстриженным волосам, потом — по подбородку, на котором остался порез после попытки тщательно побриться. Интересно, насколько глупо будет выглядеть пластырь на лице? Наверное, не так уж нелепо, учитывая их «дресс-код». Гера подумал, что, будь они здоровы, то пошли бы в какой-нибудь дорогущий ресторан. Он купил бы смокинг и остроносые ботинки, Влада бы надела… Боже, да как она говорила-то? Она же рассказывала ему про тот показ моды… Ах, да, брюки палаццо с рубашкой из плиссированной ткани.

Не будет никаких смокингов и палаццо, будет скромная пижамная вечеринка. Он захлопнул шкаф. Оставшись в футболке, шортах и хлюпающих сланцах, Гера пошел в другую палату. Влада, напротив, приоделась — надела юбку и шелковую блузу.

— Потрясно выглядишь.

— Хватит льстить, — Влада, улыбаясь, обернулась, — знаю, что неважно.

— Я не осмелился бы тебе соврать. Пойдем.

Они вернулись в палату к Гере. Телевизор молчал, кушетки сдвинулись к столу. В середине стоял большой медовик со свечами, по бокам — блюдца с нарезанными фруктами. У каждого стоял стакан гранатового сока. Трое стариков в праздничных колпаках сидели рядом друг с другом, напротив ребят.

— Ну что же, Владочка, вот тебе и двадцать, — начал Павел Максимович.

— Да… И танцевать снова будешь, и с парашютом прыгнешь, все успеешь, — продолжил Геннадий Афанасьевич.

— Все сбудется! Вы-то молодые, у вас все впереди, — подмигнул Владе Павел Максимович.

— А, собственно, по какому поводу мы собрались? — Дмитрий Иванович растерянно смотрел по сторонам, — почему я пришел сюда? — он почесал затылок, но, увидев Владу, схватил ее за руку и сразу оживился, — я помню! Вы, миледи, напоминаете мне одну женщину… Анну… Она жила в загородном коттедже, и у меня возникали проблемы каждый раз, когда я случайно топтал ее цветы… — он отпустил руки Влады и нахмурился, — кстати, никто не видел мою жену? Вроде, она в Шотландии…

Влада осторожно убрала руку. Гера решил, что сейчас — подходящее время. Он прочистил горло, достал из кармана маленькую коробочку и повертел ее в руках, рассматривая с неподдельным интересом.

— Представляешь, шел по коридору, наткнулся на зайца одного, он просил передать. Как в детстве, — Гера вложил презент в