образах, несмотря на то, что он творит за закрытой дверью спальни.

Только какой бы я ни стала умелой в постели и знающей мужской член со всех сторон, он не мог увидеть во мне покорную шлюху с продажным отверстием. Я тоже себя не чувствовала шлюхой, ведь знаю, что я ею не являюсь, по крайней мере, по собственной воле.

***

Гордеев позволил расслабиться в баре, который находится на нижнем уровне одного из самых масштабных борделей.

Его бизнес здесь процветает, и, кажется, даже лучше, чем в Москве. В Турции никто не стыдится подобных заведений, а хозяев восхваляют и боготворят осчастливленные клиенты и хорошо зарабатывающий персонал.

Меня часто называют хозяйкой или Госпожой, когда я одна, а когда на горизонте появлялся Гордеев, от меня держались как можно дальше, лишний раз не поднимая взгляд.

Я была несколько раз наверху, где расположены дорогие номера, ложа и его кабинет. Максим приводил меня сюда для секса на смятой постели после клиентов, и для меня это был один из ударов под дых.

В тот момент он меня нещадно наказывал, когда я впала в депрессию, считая себя грязной шлюхой, несколько раз подряд выкрикивая ему в лицо подобные слова. Господин Гордеев посчитал это унижением собственного достоинства, когда я испытывала эмоциональные истерики. Гордеев своеобразно показал различие между его женой и грязной шлюхой, вытрахивая из меня извинения с набитым ртом бумажных купюр в той ужасно пахнущей комнате.

Никогда не думала, что к такому отношению можно привыкнуть… Но я научилась не сопротивляться, по крайней мере, физически. Я держу язык за зубами, а когда надо, то открываю рот. Но внутри себя я чувствую горечь, которая каждый раз начинает давить на грудь, и от этого невозможно избавиться.

Временами я порываюсь придумать план побега, но даже мысленно это невозможно.

Рядом со мной охрана от двух человек, которая стала моей собственной тенью. На улице сопровождение от пяти телохранителей. Дом, этот сногсшибательный коттедж, находится над обрывом, а другая сторона ограждена плоским и высоким забором. У меня нет ни единой возможности связаться с внешним миром. Мне никто не намерен помогать в этом доме. Даже если я чудом выберусь за пределы ограждения с кучей препятствий, я окажусь на улице без денег в ночной рубашке и с незнакомым иностранным языком. На следующий день Гордеев найдет меня в одном из своих борделей и тогда его гневу не будет ни конца, ни края.

Максим взялся за мой контроль капитально, и эта удавка до сих пор не ослабла. Выбор гардероба, развлечения, книги, еда, и даже нижнее белье — выбирал исключительно Господин Гордеев, объясняя мне, кто в нашей супружеской паре главный. К тому же в доме не было замков ни на одной двери, кроме его кабинета и нашей спальни.

Я оказалась под самым жёстким контролем, который бы не переплюнул даже мой отец.

Поэтому я терпеливо выжидала, когда мне выпадет тот один-единственный шанс, когда я смогу сделать шаг влево или шаг вправо, и, может быть, придумаю, как сбежать. Но пока что меня душили в узком пространстве Гордеев и надзиратели, заставляя чувствовать себя настоящим зверьком в клетке.

Когда Гордеев возвращается к бару после разговора с некоторыми людьми на закрытой вечеринке, то выглядит более, чем раздраженным. Рядом со мной встает со стула мужчина-надзиратель, имя которого я до сих пор не знаю, и отходит немного в сторону. На его место садится Гордеев, сурово сдвинув брови.

Заказывает двойной виски. Молча выпивает алкоголь до последней капельки и громко ставит стакан на стойку, едва его не разбив.

— Пойдем наверх, — он явно не в духе.

Резко встает и поддает мне ладонь, помогая слезть с высокого стула. Он ведет меня к лестнице, когда я уже понимаю всю его задумку, настраиваясь на предстоящую ночь. Мы направились по известному пути, но не в номер как я предположила ранее, а в его кабинет, чему успеваю удивиться.

Он закрывает дверь на три поворота ключа, не забыв припрятать его в кармане брюк. Мне сложно наблюдать каждый раз, как он прячет от меня надежду на побег слишком предусмотрительно. После всех моих неудачных попыток сбежать, Максим продумывает всё до мельчайших деталей.

— Я хочу, чтобы ты накричала на меня, — слишком неожиданно заявляет Гордеев, встав спереди стола, опираясь на него поясницей.

Я моргнула несколько раз, пытаясь не показать своего потрясения от подобного требования. А ведь он требовал.

— За что? — поинтересовалась я, осматриваясь.

— С каких пор тебе нечего мне возразить или в чем-то упрекнуть, Ярослава? Давай, малышка. Я знаю, что ты не любишь рыбу, которая была на завтрак. Я знаю, что ты ненавидишь неустойчивые шпильки, которые носишь по моему требованию. Ты ведь знаешь, кто носил это платье до тебя? Шлюха, которая обслуживает по десять мужчин за ночь. Начинай, я хочу всё это выслушать, — его тон грубый и холодный.

Господин Гордеев вызывающе за мной наблюдает, выжидая непонятной для меня реакции, сложив руки на груди. Я мнусь, прикрыв глаза. Сложно было не заметить его явные провокации, но у меня выработался иммунитет.

— Но, Максим, я не хочу на тебя кричать, — когда он сделал несколько резких шагов ко мне, я затравленно отступила к двери, не представляя, чего можно от него сейчас ожидать. — Я… Привыкла.

— Не притворствуй. Я хочу услышать твое недовольство, сейчас же! — закричал он так неожиданно и громко, что мои плечи дрогнули, а я испугано расширила глаза.

В ответ на моё молчание он стал хищно приближаться.

— Не могу, пожалуйста, — надсадно прошептала я, чувствуя себя загнанной в угол. Мне совсем не нравится его требование, — Максим! — задохнулась я, когда он встал крайне близко ко мне.

— Делай, что я говорю! — он схватил мои плечи, дергая их.

— Мне не за что на тебя кричать, — не рискуя повышать голос, проговорила я.

Не до конца понимаю его мотива. Это может быть новая провокация или Максиму действительно необходимо выслушать моё недовольство. Но я не идиотка, и совсем не хочу отлеживаться с треснутой губой, расчесанной щекой, изнемогая от ссадин на заднице, наблюдая, как дорогой муж проявляет больную заботу и носит завтраки с цветами в нашу постель.

— Как это не за что? — теперь удивился и он сам, недовольно поджимая губы.

— Ты не был со мной грубым, заботился и позволил развлечься… Я не стану на тебя кричать, Максим, — мой спокойный тон убаюкивает его ярость, лишает необоснованной злобы и расслабляет морщинки на лице.

Господин Гордеев замолчал, почти заворожено разглядывая меня.