Шрифт:
Закладка:
И папа показывал. Хорошо получалось, очень громко и шуршаво. Миланка тоже пыталась, но ей от мамы-троллини досталось гораздо больше, и мурлышки не удавались. Зато у неё была чуткость эльфа, она как-бы кожей слышала, если кто-то есть, то могла не открывая глаз точно определить, кто – если знакомый, и примерно понять, молодой или старый, мужчина или женщина, если не знала человека… или не человека. Она бы не могла сказать, кто именно, какого народа, но точно определяла – люди или нелюди.
По лестнице она и не бежала, а бурча на своих камидры*, что это глупо, так орать и носиться, спокойно несла вниз по лестнице мешок с гирляндами. *кузенов
Конечно, опять все перепутаны, мама будет ворчать, что надо было не лениться, а нормально складывать, вот возитесь теперь! Но Миланка была непротив, для нее зато есть дело важное – распутывать и вслед за мамой ворчать! Вздыхать и глаза закатывать.
Ёлка уже стояла посреди гостиной, высоченная до потолка, пышная, гордая, готовая наряжаться. Аромат затопил весь дом, густой, сказочный, праздничный! Такой, какого нет в городской квартире.
– Вот нет там такого воздуха, ну?! – басил дядька, а папа-ато кивал, расставляя коробки по цветам и размерам игрушек в них. К этому делу ато подходил очень чётко, все украшения для ёлки рассортированы, все по стилю и размеру! И каждый год добавлялось что-то новое! Конечно, шарики цветные неизменно бились, когда детям не запрещено носиться и орать, ведь ушибы и даже порезы от тонкого цветного стекла зарастают махом! То, что было бы совсем плохо для маленьких людей, для нелюдей – так, досада!
– Вот нет такого, скажи?! – не отставал дядька, и уже хлопал пробкой, а мама несла с кухни противень с мелко нарезанным пирогом. Альматие топала за ней с бокалами и большущей колой.
– Нету, согласен, – говорил ато и прищурившись, вешал первую игрушку – толстенький красный, в блёсточках шар. Все вопили и хлопали. Дядька щедро лил по бокалам шампанское, Миариз весело обливая пол и ёлку, как и его отец, одаривал братьев и сестёр пенной колой. Мама смеялась и просила быть осторожней, не наступать в лужи, а она потом вытрет.
Вдруг все лица становились торжественными, бокалы поднимались повыше. Ато тихо, своим красивым голосом говорил:
– Дорогие мои, вот и снова мы с вами в этом доме… спасибо за этот год, спасибо, что мы все здесь!
И все молчали, взрослые с ноткой грусти, дети перенимая их грусть. Они понимали, неосознанно, подспудно – это о том, что опять все выжили, никого не забрали те…
– Ну, дерябнем за Рождество! – разрушал молчание дядька-нейё, и со смешным приседом, вливал в себя весь бокал целиком. Фырчал, утирая пену, все смеялись. Настоящий праздник наступал для семьи здесь, на даче и в Рождество. Да, все уже получили подарки, и ёлка там, в городе, тоже была… но это было так, репетицией. Истинное торжество всё равно было только тут! Подальше от людей, где можно говорить на своём языке, называть друг друга своими именами.
– Ами, а почему Рождество главнее нового года? – снова, чтобы порадовать маму и увидеть задумчиво-ласковое выражение на её лице, спросила Миланка. Ей нравилось и сделать маме приятное, дать повод поговорить об этом, и показать, как ей интересно, и заодно почувствовать себя маленькой, которая ещё не знает…
– Новый год ведь немного придуманный, – ответила мама, ласково улыбаясь и прикладывая к щеке бокал: – О, вот этот розовый вот сюда! – указала она на ёлочный шар.
– Да как сюда, тут же Щелкунчик как раз! – сердито свёл брови папа, а дядька взял этот розовый шар и прицепил на первое попавшееся место:
– Эть! – радовался он своей проделке, а папа лишь головой покачал.
– Так вот, Рождество у нас называется "Алмазные ночи", когда ёлка – это как Мировая гора, а игрушки…
– Как драгоценные камни, – подсказала Миланка.
– Да, – киванула мама, – а драгоценные камни на ёлке у троллей – это…
– Души, троллей, которые умерли и стали камнями, – важно подкинула Алька.
– И мы их развешиваем, чтобы они тоже порадовались празднику! – выпалили хором двойняшки.
– А именно в Рождество, потому что совпадает с человеческим праздником, и тоже ёлка, как дерево наших предков, – закончила мама, и подмигнула дочке. Миланка улыбнулась, и вдруг заметила, что чуть не наступила в лужу.
– Я сбегаю за тряпкой! – подпрыгнула она и убежала в кладовку.
Ей было немного страшно и неловко от своего же страха, быть одной на пустой половине дома, да ещё и вниз по ступеням в подвал спускаться… но там хранилась вся хозяйственная утварь. Как говорил дядька, "приблуда".
Она, храбря себя сама, зажгла свет и смело шагнула в кладовку. Быстро нашла швабру с чистой, нетронутой тряпкой, потрогала на полках толстые банки с травами, нашла фарфорового кота с бантом на шее, погладила… и замерла. Ступеньки тихо скрипели, сюда ещё кто-то шёл. Ей вдруг стало так беспокойно, что она сбилась и не успела даже понять, кто идёт, как в кладовку нырнул брат, один из двойняшек.
У Миланки сердце чуть не выпрыгнуло, но мгновенное облегчение расслабило дернувшиеся нервишки.
– О, как тут круто! – оглядываясь, воскликнул Миариз. – Можно играть в прятки!
Он пошёл вдоль полок, а Миланка сердито свела брови, глядя на него:
– Не, так себе, тут сразу найдут!
Прятки они любили больше всего, прятаться детям нелюдей было уметь очень важно! Взрослые прятки прежде всего поощряли.
– Погоди, а это что? – мальчишка сдвинул банки и шарил за ними, в поисках тайника. И нашёл же! Вынул какой-то мешочек, бархатный и жутко пыльный, перевязанный шнуром с кисточкой.
– Положи на место! – рявкнула Миланка, и резко вырвала из рук брата мешочек. Пыль слетела с бархата и попала ей в нос, девчонка невольно искривила мордашку, раззявила рот и громко, от души чихнула.
Мишка схватил мешочек, силясь завладеть им, но девчонка воинственно вцепилась в добычу, ни за что не собираясь сдаваться!
Завязалась драка, тихая, но отчаянная. Брат лупил сестру, позабыв, что со своими драться недостойно, а сестра отвечала ему такими тумаками, что боевой тролль бы присвистнул.
– Вы чего, там звезду уже достали, ну!! – азартно прокричал Аримейа, согнувшись заглядывая в кладовку с лестницы. Брат и сестра подскочили на месте, Миланка спрятала мешочек за спину,
