По поводу пожалования имения Круглое Дашкова говорит, что она, конечно, не напоминала и не просила о прибавке, на которую, по ее мнению, имела полное право, – но сохранилось документальное доказательство, что она и напоминала, и просила. Дашкова постоянно говорит, что испытывала стеснение в средствах, рассказывает, что она многое раздавала родным, по ее словам, конечно, без процентов и даже без отдачи, но после ее смерти осталось наличными деньгами до 70 000 рублей – сумма по тому времени громадная, и остались письма к родным, где она не только напоминает о долгах, но очень аккуратно высчитывает и проценты.

При всей субъективности «Записки» княгини Дашковой представляют тем не менее весьма ценный исторический памятник – и потому, что содержат интересные истории, и особенно как произведение, рисующее портрет весьма выдающейся женщины. Деятельность княгини Дашковой в академии была действительно замечательна и полезна для русского просвещения. И в этом случае мы почитаем нелишним представить некоторые фактические дополнения к тому, что говорит о своем президентстве княгиня Дашкова, посвящающая этому периоду своей жизни гораздо меньше внимания, чем он заслуживает сравнительно с участием ее в перевороте 1762 года и с заграничным путешествием, очень подробно и обстоятельно изложенным в ее записках.

Двадцать четвертого января 1783 года последовал именной указ Сенату: «Дирекция над С.-Петербургскою Академиею наук препоручается статс-даме княгине Дашковой».

За двенадцать лет своего управления Академиею наук Дашкова упорядочила ее хозяйство, уплатила долги академии и даже собрала некоторый капитал: довольно значительную сумму доставила продажа академических изданий, которые получили значительное распространение, когда, по решению Дашковой, понижена была их цена. Небывалым до того времени успехом пользовались и два учено-литературных периодических издания, основанные Дашковой при академии: «Собеседник любителей российского слова» и «Новые ежемесячные сочинения», к сотрудничеству в которых Дашкова привлекла все лучшие литературные силы своего времени; в «Собеседнике» участвовала и сама императрица. Княгиня Дашкова возобновила при академии общедоступные курсы, которые читались раньше, но прекратились при ее предшественнике, Домашневе; ежегодно, в течение четырех летних месяцев, академики Озерецковский, Котельников, Северин и другие читали лекции по естественной истории, математике, минералогии и т. п. В управлении академиею Дашкова руководствовалась по преимуществу советами И.И.Лепехина, и выбор этого достойнейшего человека и отличного ученого делает большую честь уму и такту княгини.

Тридцатого сентября 1783 года по мысли Дашковой учреждена была и вверена ей же в управление Российская академия. Дашкова весьма энергично повела это новое дело. Почти все члены Российской академии были избираемы по ее рекомендации, и в академии соединился, без преувеличения, весь цвет тогдашней русской интеллигенции – писатели, духовные иерархи, государственные деятели. Из 364 заседаний академии, происходивших за время управления ею Дашковой, 263 происходили под ее личным председательством и часто у нее на дому. Первым делом академики приступили к составлению словаря. Дашкова принимала в этом деле весьма активное участие. По отзыву Сухомлинова, этот «Словарь Российской академии, расположенный по словопроизводному порядку» составлял в свое время гордость и славу академии: позднейшие поколения ученых и писателей отзываются о нем также с большим уважением, находя, что академия верно поняла свое призвание и принесла существенную пользу тогдашней нашей литературе.

В 1794 году, после нового охлаждения отношений с императрицей, Дашкова уехала в продолжительный отпуск и более не видалась с Екатериной. В декабре 1796 года по повелению Павла Петровича она должна была уехать из Москвы и до весны 1798 года, когда получила разрешение вернуться в подмосковную, провела в отдаленной своей деревне Коротово. При Александре I она жила в столицах и в своем Троицком. Последние годы ее были печальны и унылы. Отношения с дочерью и сыном были совершенно порваны. Сын княгини Дашковой умер в 1807 году, женатым, но бездетным; дочь свою, Щербинину, она лишила наследства и передала его, вместе с фамилией Дашкова, своему двоюродному племяннику, графу Ивану Илларионовичу Воронцову, получившему фамилию Воронцова-Дашкова.

Княгиня Дашкова представляет весьма заметную и весьма оригинальную фигуру среди деятелей екатерининского царствования. Едва ли можно указать другую женщину, которая бы в 18 лет принимала участие в заговоре, а в 38 лет была президентом двух академий. Всем, что прославило Дашкову, она обязана своему характеру, своей энергии и решительности: характер господствовал у нее и над умом, во всяком случае тоже недюжинным.

Николай Чечулин

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Я родилась в 1744 году в Петербурге. Императрица Елизавета уже вернулась к тому времени из Москвы, где она венчалась на царство. Она держала меня у купели, а моим крестным отцом был великий князь, впоследствии император Петр III. Оказанной мне императрицей честью я была обязана не столько ее родству с моим дядей, канцлером, женатым на двоюродной сестре государыни, сколько ее дружбе с моей матерью, которая с величайшей готовностью, деликатностью, скажу даже – великодушием снабжала императрицу деньгами в бытность ее великой княгиней, в царствование императрицы Анны, когда она была очень стеснена в средствах и нуждалась в деньгах на содержание дома и на наряды, которые очень любила.

Я имела несчастье потерять мать на втором году жизни и только впоследствии узнала от ее друзей и людей, хорошо знавших ее и вспоминавших о ней с восхищением и благодарностью, насколько она была добродетельна, чувствительна и великодушна. Когда меня постигло это несчастье, я находилась у своей бабушки с материнской стороны в одном из ее богатых имений и оставалась там до четырехлетнего возраста, когда ее с трудом удалось убедить привезти меня в Петербург с целью дать мне надлежащее воспитание, а не то, какое я могла получить из рук добродушной старушки бабушки. Спустя несколько месяцев канцлер, старший брат моего отца, вовсе изъял меня из теплых объятий моей доброй бабушки и стал воспитывать меня со своей единственной дочерью, впоследствии графиней Строгановой. Общая комната, одни и те же учителя, даже платья из одного и того же куска материи – всё должно было сделать из нас совершенно одинаковых существ; между тем трудно было найти людей более различных во всех обстоятельствах жизни (обращаю на это внимание тех людей, которые мнят себя сведущими в воспитании и измышляют собственные теории относительно столь важного предмета, имеющего решающее значение для дальнейшей жизни и для счастья людей и вместе с тем столь мало ими исследованного, может быть, вследствие того, что все его многочисленные разветвления не могут быть восприняты во всем своем объеме одним умом).

Не буду говорить о моей фамилии; ее старинное происхождение и выдающиеся заслуги моих предков так прославили имя графов Воронцовых, что могли бы гордиться