удалось достучаться до расшалившихся малолеток, но вдруг воздух вздрогнул. Едва начавшее спадать напряжение всколыхнулось и, словно повинуясь какой-то внешней силе, разорвалось внезапным рычанием:

– А по морде не хочешь, умник?!

Леша едва успел понять, что в его направлении летит какой-то снаряд: то ли ящик, то ли коробка. Машинально отклонился в сторону, но плечо обожгло болью. Все-таки ящик. Тут же чья-то нога пнула в живот, и он согнулся пополам, задохнувшись. Отлетел к стене, ударившись спиной о холодный влажный кирпич, теряя остатки дыхания. Попытался сквозь боль сориентироваться, но смачный хук до хруста свернул шею, приложив головой о кирпичную кладку, тут же снова прилетело в живот, снова и снова, взрывая все внутренности нестерпимой болью. Где-то задушено пискнула девушка. Кое-как подобравшись, Леша бросился вперед, надеясь сбить с ног одного из нападавших, и тут бок пронзило что-то острое, ледяное, отчего по всему телу прошел болезненный разряд.

– Ты че творишь, придурок?!!

Крик. Уже не наглый, не злой. Испуганный.

– Охренел совсем?!! Зачем нож-то?!!

– А че он?!! – невнятный ответный гавк.

– Мать твою… Ну ты и придурок, Колян!

Леша скорчился на асфальте, обхватив обеими руками живот, из которого теплыми болезненными толчками вытекала кровь. Бросало то в жар, то в холод.

– Слышь, карманы ему обыщи.

– Нафига?

– Телефон забери и налик.

Сердце испуганно билось где-то в горле, будто надеясь сбежать от жгучей боли, разрядом молнии простреливавшей все тело при каждом новом ударе. В ушах шумело. Изо рта вырывались хрипы, хотя хотелось орать. Но тело, казалось, покинули все силы. Перед мутным взором полуоткрытых глаз увидел тени, бегущие к светлому проему арки. Девчонка хоть убежала? Или все зря? Надо встать, надо подняться! Как эти чертовы герои в фильмах умудряются бегать с дырками в животах и при этом крошить врагов на куски?!! Леша попытался сделать хоть одно движение, а получилось только съежится еще больше. В руку било теплое, живое.

Вот черт… А он мечтал когда-нибудь книгу написать… Видимо, не судьба… Вот идиот…

ГЛАВА 1

Подскочил от сдавившего грудь ужаса. Сон! Какой кошмарный сон! Потер пальцами глаза, пытаясь окончательно прогнать от себя видение собственной смерти, и вдруг застыл. Осторожно поднял взгляд и чуть не заорал от ужаса. Он был не в своей и даже не в чужой постели. Кругом, насколько хватало глаз, простирался сумрачный сосновый лес. Под судорожно сжавшимися пальцами ломались хрупкие длинные иголки, толстым ковром усыпавшие землю. Свежо пахло смолой и сыростью, но не было ни малейшего ветерка. В странном месте царил полный штиль и какая-то неестественная оглушающая тишина. Среди темных стройных стволов клочками стелился туман, кое-где завиваясь в причудливые и пугающие фигуры. То, кажется, мелькнет вдалеке женская фигурка, то прокрадется какой-то зверь, то проскользнет в бреющем полете огромная птица.

Едва сдерживая дрожь ужаса, Леша поднялся на ноги. Где это он? И куда идти, чтобы выбраться к людям? Может, малолетние бандиты из подворотни посчитали его мертвым и завезли в глушь, решив избавится от тела?! Вот козлы! И что теперь ему делать?! Подогреваемый вспыхнувшим гневом, Леша поплелся вперед на нетвердых ногах. Казалось, что немного впереди маячил просвет в сплошной колоннаде деревьев.

Через десяток-другой шагов показалась крохотная полянка с единственным торчащим посередине деревом. Мертвым деревом. Оно жутковато тянуло корявые голые ветви к затянутому туманом ночному небу. Леша как-то отстраненно подумал, что уж больно тепло в этом лесу для октября месяца. Он несколько раз огляделся, надеясь в отдалении увидеть оранжевый свет какой-нибудь ближайшей дороги, но все рациональные мысли тут же брызнули из головы от парализующего страха, когда прямо из дерева вынырнул женский силуэт в длинном белом одеянии, будто сотканном из клочков живого тумана. Он плескался и клубился у запачканных грязью женских ног, жадно облизывая худые щиколотки с синеватой кожей. Отодрав застывший взгляд от созерцания этих потусторонних щиколоток, Леша переместился сразу на лицо и едва успел до хруста стиснуть зубы, не давая воплю ужаса вырваться из горла. Лицо женщины покрывала жуткая паутина почерневших вен, а пустые глазницы, окруженные непроглядной темнотой, смотрели прямо на него. Черные кучерявые волосы хаотично шевелились, будто осьминожьи щупальца, облепляя то ввалившиеся щеки, то тонкую шею, на которой отчетливо виднелся корявый витиеватый след, оставленный тонкой веревкой. Женщина хищно улыбнулась иссиня-черными губами и протянула вперед руки с набухшими черными венами и обломанными ногтями с черной окантовкой, будто приглашая Лешу в свои объятия:

– Это ты? Вернулся наконец! – ее голос оглушительно скрежетал, беспощадно царапая по нервам.

Леше уже было достаточно растянутых в улыбке ужасающих губ, чтобы понять – нужно бежать. Бежать от этой призрачной женщины, от этой поляны и мертвого дерева куда глаза глядят. И он побежал, поддаваясь какому-то первобытному дикому, но очень сильному инстинкту. Понесся не разбирая дороги, едва успевая маневрировать между густо растущих деревьев и уклоняться от больно хлещущих по лицу веток кустарника. Сизые клубы тумана будто взбесились, обидевшись на его бесславный побег. То и дело из мутного нутра показывались страшные лица, тянулись руки, слышался то леденящий душу хохот, то надрывный вой. В какой-то миг, высунувшаяся из тумана детская ручонка ухватила за рукав, и Леша пропустил торчащий из хвойного мягкого покрывала толстый корень, споткнулся и нырнул носом…

* * *

Яра

Я люблю осень.

Все нормальные люди и существа любят весну или лето, редко кому нравится зима, но и такие есть. А я вот люблю осень, хоть раннюю с ее пышным золотым убранством, хоть позднюю со всеми ее моросящими дождями и ранними мрачными сумерками. И уютные вечера под частый перестук капель я тоже люблю. Свернула кусок пиццы и с наслаждением сунула в рот, ощущая на языке вкус сыра и теста. Рядом в бокале лениво поигрывало бликами от люстры рубиновое вино. Красота же!

Радостное чувство, только поселившееся в груди, тут же сменилось резким уколом невыносимой тоски, от которой хотелось взвыть, но я только сделала поспешный большой глоток вина. Кисловато-терпкая тягучая жидкость стекла в желудок, а грудь обволокло блаженной теплотой и успокоением. Я почти привыкла. Больше не рыдаю по несколько часов от случайного воспоминания или сна, где видела его. Я даже почти научилась испытывать радость от самых обычных вещей, не заливаясь по самые глаза алкоголем. Остались только эти приступы тоски и боли, следующие за каждым счастливым ударом сердца. Но и к ним я привыкну. Конечно привыкну, куда я денусь. Сделала еще пару глотков вина, отгоняя накатившую меланхолию, и тут