Шрифт:
Закладка:
В обществе считалось, что если человек ежедневно молится, ведет себя праведно, то к нему эта гадость прицепиться не может, а вот у тех, кто пренебрегает очищением СЛОВОМ, время от времени появляются мыслишки, и если их не задавить на корню, то вместо обычного обывателя может появиться еще один Враг. Скрытая угроза, или пятая колонна, можно повесить разные ярлыки, но суть от этого не изменится. Поэтому всех детей с малолетства натаскивали на молитвы. Вбивая в неокрепшие умы заповеди, по которым они должны жить. Хотя и здесь хватало бунтарей, вольнодумцев, считающих, что с их силой воли не один злой дух не сможет с ними совладать. Как по мне, величайшее заблуждение.
– Никос. – Встревоженное лицо матери нависло надо мной, и из ярко-синих глаз упали обжигающие слезинки.
– Прости меня, – выдавил из пересохшего рта то, что должен был сказать дурной малец.
В прошлой жизни я видел немало женщин. На их фоне Этта Мэрс была как маленькое солнышко, теплое и лучистое, даже странно, что Леди Смерть назвала ее своей верующей.
– Глупенький. – На меня падали нескончаемым потоком слезы. – Почему ты не сказал мне ничего?! Глупенький, разве ты не знаешь, что мама любит тебя! – Слова без остановки нанизывались друг на друга, словно бусинки на нитку, и стало до слез обидно за прежнего Никоса. Из-за этого дурня такая женщина плачет и переживает!!! Чувство вины заполнило всего меня и хотелось собраться с силами и выкрикнуть во весь голос: «Теперь все будет по-другому! Лучше! Все будет хорошо!!!» – но я не смог. Не хватило внутренней уверенности, что это будет действительно так. Что смогу сделать ее самой счастливой женщиной этого мира. От осознания собственной трусости и нерешительности стало настолько стыдно, что, разрывая рамки, в которых привык пребывать, я дал ей первое обещание в этом мире.
– Я больше не оступлюсь. – Имея в виду, что не совершу такой глупости, но женщина восприняла эти слова как-то по-другому.
– Конечно, не оступишься. – Высохли на ее глазах слезы. – Я запрещаю тебе не то что ходить в порт, но даже смотреть в его сторону! Слышишь меня? ЗАПРЕЩАЮ!
В ее глазах появились громы и молнии, но меня спас врач, массивный и основательный доктор Гер. Он отодвинул мать и, приподняв подбородок, протянул стакан с чем-то дурно пахнущим.
– Пей-пей, – подбодрил он меня, когда вонь заставила сморщить нос и поджать губы. – Вытяжка из горных трав, то, в чем твой организм так сильно сейчас нуждается.
Видит бог, на языке вертелся нецензурный ответ, связанный с цветом и запахом лекарства, но ради стоящей рядом матери я наступил на горло всем возражениям и выпил эту гадость, не желая ее расстраивать, а потом снова отрубился.
Не знаю, сколь долго я был без сознания, но когда очнулся, рядом сидела уставшая мать и держала меня за руку.
– Я взяла на работе отгул, – по-своему истолковала она мой взгляд и, достав салфетку, промокнула уголки глаз. – Не бойся, я никуда не уйду.
– Когда мы вернемся домой?
– Скоро, – расцвела улыбкой женщина. – Доктор хвалил тебя. То, как ты выпил лекарство, ему очень понравилось. Он сказал, что выделит нам машину, и мы уже сегодня вечером вернемся и устроим праздник. Помнишь, как ты хотел попробовать сладости из магазина на углу? Я купила целый пакет. Ты рад?
– Да, – выдавил из себя, вспомнив, что жили мы, мягко говоря, небогато, и добавил: – Очень рад.
Именно в этот момент, глядя в ТАК любящие меня глаза, я дал клятву, глубоко укоренив ее в своем сердце: «Я сделаю все, чтобы ты была счастлива! И если кто-то тебя обидит, я раздавлю его!» Прежняя неуверенность, нерешительность превратились в прах, раздавленные моей волей. Набрав в грудь воздуха, уже хотел озвучить свои мысли вслух, но тут пришел доктор с мужиком, который мне сразу не понравился. Ментовская рожа с холодным, равнодушным взглядом.
– Здравствуй, Никос, – выдавил тот из себя дежурную улыбку и, попросив мать освободить стул, сел рядом. – Меня зовут Ронсер, и я хотел задать тебе несколько вопросов. Не возражаешь?
– Нет, – включил образ зашуганного ребенка, с крайне скудным словарным запасом и пониженной громкостью голоса.
– Вот и славно, – последовал одобрительный кивок. – Скажи, мысль пройтись по бордюру была твоя или же тебе подсказали это? Намекнули? Возможно, это было пари? Чья-то подначка?
– Моя мысль, – пускаю в голос немного дрожи.
– Как часто в день ты молишься?
– Трижды.
– Раньше появлялись у тебя необычные желания?
– Нет.
– Что ты чувствуешь после того, как попал сюда? – обвел он глазами непрезентабельную палату.
Подростковый организм с бушующими внутри эмоциями не подвел, и Ронсер увидел, что такое «разверзлись хляби небесные». Сначала из глаз выкатились несколько слезинок, а потом, словно вода, прорвавшая дамбу, они потекли нескончаемым потоком и, цепко ухватив дознавателя за рукав, я с упоением стал размазывать по нему сопли со слезами, не забывая подвывать во всю мощь голосовых связок.
Скривившись, тот дернул рукавом, пытаясь спасти пиджак от поругания, но я не собирался так просто отдавать свою добычу. Лишь после того, как вмешался доктор, разжав мои пальцы, несчастный предмет гардероба был возвращен владельцу, вместе с годовым запасом густых соплей, щедро размазанных по ткани.
С непередаваемым выражением лица дознаватель пробуравил меня тяжелым взглядом и, не прощаясь, встал и выскочил прочь.
Проводив его взглядом, врач хитро улыбнулся и, потрепав мне волосы, сказал:
– Какой хороший у вас ребенок. Я принесу тебе гостинцев. Заслужил!
С неким ошеломлением мать перевела взгляд с меня на доктора и вместе с ним вышла из палаты, оставив меня одного.
Глава 2
«Вроде неплохо получилось», – скромно оценил свои актерские данные, а потом,