Эндрюс щелкнул рычагом наверху крышки, и под колпаком заклубился туман, который сгущался и менял цвет от призрачного белого до густого непрозрачного перламутра, полностью скрывшего тело под собой.

Затем туман замерцал и начал менять цвета, проходя радужный спектр от теплых оттенков к холодным.

Верхние слоя ауры - это неуловимый слой мыслей, чувств и телесных ощущений, который исчезает в первые минуты смерти. Этот уровень теоретически самый информативный, и, если мы когда-нибудь сможем закреплять его, сохранять и расшифровывать, нужда в некропатах отпадет. За ним идет средний слой - эмоции, слишком сильные, чтобы так быстро развеяться, но и слишком универсальные, чтобы быть полезными. Почти все в момент смерти чувствуют ужас и удивление.

- Смотри, голубой пошел. Последний слой, уровень... эээ..памяти тела, - Эндрюс наскоро переводил происходящие в саркофаге процессы с технического на повседневный язык. Дрейпер наблюдал за происходящим с нескрываемым интересом. Голубой цвет внутри колпака был таким насыщенным, что казался почти осязаемым, материальным, словно вытесанная из аквамарина неправильной формы призма.

Затем у нижнего края колпака цвет сгустился еще больше, переходя в синеву, которая из тонкой линии превратилась в широкий мазок, постепенно бледнея, но захватывая все больше пространства.

Я тем временем замешивала формировочную массу, прикидывая, стоило ли брать класс А, или, учитывая состояние материала, можно было взять Б-премиум. Тут бы основные черты лица появились, уже не до бровей и ресниц...

Я едва не пропустила момент, когда синева, наползая с четырех сторон, замкнулась на вершине колпака и на мгновение вспыхнула, чтобы тут же сменить цвет на фиолетовый.

- Получилось, - с облегчением выходнул Эндрюс, глядя, как фиолетовый темнеет, словно небо на закате.

- Быстрее! - Я подкатила формировочную массу к столу, и Эндрюс засуетился, одновременно давя на педаль, щелкая задвижками и выдвигая рельсы наружу. Если мы не успеем до того, как материал почернеет, то понапрасну израсходуем ауру, а здесь у нас есть только одна попытка.

- Готов? Давай на три, - скомандовала я. - Дрейпер, отойди отсюда!

Дрейпер отпрыгнул с неожиданным проворством.

Я сказала три, и почти одновременно Эндрюс выкатил тело по рельсам из-под колпака, а я впихнула туда свое корытце.

Все. Теперь может чернеть.

- Пошли, покурим?

- А... а что там происходит? - оглянулся Дрейпер на саркофаг. Черный цвет внутри стал меняться, наглядно опровергая убеждение, что у темноты нет оттенков.

- Закрепитель снял ауру...ну, то, что от нее осталось, ты видел, что реакция пошла только на голубой. Будь тело посохранней, все началось бы еще с зеленого, и лицо бы вышло как у хорошего скульптора. А так слепок будет очень, очень приблизительный, - Эндрюс расставил пальцы, демонстрируя степень этой приблизительности. - А потом под готовый слепок надо быстро подставить формировочную массу, пока он не рассеялся. Тут свои тонкости... Особенно с нашими реактивами, которым уже срок годности перебивать надо, чтобы инспекция нас за задницу не взяла...эээ... ты этого не слышал.

- Не слышал, - покладисто согласился полицейский, доставая пачку "Плейерс".

- Ну вот, на формировочной массе отпечатается наш слепок, и, если повезет, там даже не надо будет ничего сбивать и дошлифовывать: мы сразу получим годное для опознания лицо.

- И когда это будет готово?

- Аура застывает час, потом я сфотографирую слепок и постараюсь обработать его с красками, чтобы было больше похоже на человека, а не на статую... И ведь все будет как раскрашенная открытка, - самокритично вздохнул Эндрюс. Наблюдая за тем, как он читает Дрейперу лекцию, никто бы не догадался, что до этого мы делали слепок всего три раза, причем дважды - учебный, а третий не получился.

- Ладно, тогда я поехал в участок, а к вам зайду вечером, часам к пяти. Все уже будет готово? - уточнил Дрейпер, и, получив наше "да", в три затяжки докурил сигарету и пошел к воротам, а мы спустились вниз.

Теперь тело было в нашем распоряжении, и, пока застывала аура, я начала работать над причинами смерти. Она совершенно точно была насильственной - кристалл взвыл так, что у меня заложило уши.

Вот не зря их называют "вопилками", и даже я, с моей нелюбовью к профессиональному жаргону, не могу использовать длинное, выспренное "кристаллы вопиющей несправедливости".

Принцип действия кристаллов очень прост: если смерть была насильственной, исходящей витальности, - которую в желтых статейках неточно называют "запасом жизненной энергии", - выделяется на порядок больше, чем при смерти от естественных причин. Витальность до сих пор точно не известным образом взаимодействует со структурой кристалла, заставляя его колебаться и - в итоге, - извлекает доступный человеческому уху звук. Очень, очень, очень мерзкий.

Избавившись от звона в ушах, я вернулась к исследованию.

Время, которое тело пробыло в воде, накладывало жесткие ограничения.

Не могло быть и речи о том, чтобы определить степень разжижения крови и разницу этого разжижения в правом и левом желудочках. Легкие девушки были раздуты настолько, что на них выдавились отпечатки ребер, но в этом уже было виновато гниение, а не переполнение легких водой и пеной.

Зато, несмотря на состояние тела, в плевре сохранились достаточно отчетливые пятна Патаульфа, и, когда я взяла на альгологическое исследование костный мозг, почку и легочную ткань, то обнаружила диатомеи. Планктон - решающий признак смерти в воде.

Так что я могла с чистой совестью определить причину смерти как истинное влажное утопление.

Была еще одна интересная находка: в мышцу ладони, отводящую большой палец, так глубоко вонзилось несколько щепок, что они не выскользнули вместе со "снятыми перчатками", а застряли среди мышечных волокон.

- Интересно, как ей удалось так занозить руки? - удивился Эндрюс, вытаскивая щепку из правой ладони. Я занялась левой.

- Может быть, хваталась за какое-нибудь бревно в воде перед смертью? - предположила я.

- Или судорожный приступ, который приключился с ней на какой-нибудь деревянной поверхности.

- Тоже вероятно. Да, смотри, щепки и с ладонной, и с тыльной поверхности кисти, если бы она за что-то хваталась, то повредила бы только ладонную, - заметила я.

Перебирая высушенные пряди волос, я заметила повреждения в затылочной области и вытащила еще одну, засевшую глубоко под кожей головы щепку.

- А не пора еще открывать саркофаг? - нетерпеливо бросил взгляд на часы Эндрюс.

- Пора. Иди, я без тебя закончу, а потом еще липофагом займусь.

- И зачем он вам вообще понадобился? - картинно передернулся Эндрюс.

Я вздернула свои жиденькие брови вверх, изображая удивление.

- Ты еще не догадался?