Шрифт:
Закладка:
Магазин, знавший когда-то лучшие времена, был пуст и тих, как балкон после свидания Ромео и Джульетты. «Мда-а-а, не густо». Потенциальная покупательница рассеянным взором окинула прилавки, но в следующую минуту рыжие искры в глазах хищно сверкнули, а веснушки на носу сделали боевую стойку: на прилавке скучала дохлая мойва. Не веря в свое счастье, Юля заискивающе обратилась к продавщице:
— Взвесьте мне, пожалуйста, килограмм рыбы.
— Килограмма не будет — это все, что осталось, — процедила сквозь зубы жрица прилавка.
— Хорошо, — с готовностью согласилась покладистая покупательница, — взвесьте, пожалуйста, что осталось.
Надменная жрица с презрением кинула на весы морские трупики и небрежно бросила в воздух.
— Шийсят.
— Простите?
— Копеек шийсят! — оскорбилась беспросветной тупостью жрица. (В переводе на русский язык это, должно, быть, означало «шестьдесят».)
— А! — поняла наконец бестолковая и протопала к кассе.
— Шийсят, — вежливо процитировала кассирше жрицу.
В конце обратного маршрута с достоинством обменяла чек на унылый морской привет и продефилировала к выходу, не забыв прихватить в соседнем отделе пакет молока и десяток недоношенных яиц. «Господи ты, Боже! Много ли человеку для счастья надо? — философски размышляла отоваренная. — Мойва — с утра, солнышко — с полудня, веселенький сейшн — с вечера. Вот она — гармония человеческого бытия. Если кому-то известно что-нибудь лучшее, пусть сообщит мне. А я пока воспользуюсь этим». Новоявленный философ вконец загордилась своей судьбой и, запрокинув голову, подставила лицо ласковому осеннему солнцу.
— Ой! — вздрогнула вдруг гармоничная, вернув на вертикаль свой мыслящий аппарат.
Перед ней медленно оседала маленькая интеллигентная старушка в шляпке и пыталась ухватиться за Юльку руками.
— Вам что, плохо? — испугалась Юля.
— Сердце, детонька… Помогите, пожалуйста…
— Конечно, конечно, вы только не волнуйтесь. Давайте я вам помогу. Обопритесь на меня, — захлопотала девушка, усаживая бабульку на лавку.
— Детонька, будьте любезны… Нитроглицерин в сумочке, в боковом кармашке…
Юля отыскала в чужой сумке (не до этикета) лекарство и протянула старушке маленькую белую таблетку. Та положила ее под язык, но по-прежнему держалась за молодую руку, словно боялась, что с девушкой уйдет и ее жизнь.
— Вам лучше?
— Немного отпустило, благодарю вас. — «Шляпка» сделала глубокий выдох и посетовала: — Надо же такому случиться. Пошла в магазин за хлебом — и если бы не вы… Спасибо вам большое, детонька.
— Ну что вы, не за что! — скромно возразила «Детонька».
— Вас как зовут, милая?
Юлия.
— Какое хорошее ласковое имя! А моего внука зовут Юрием, — доложилась «шляпка». — Он только вчера возвратился из дальней командировки, а сегодня вот должен быть у меня. А тут ноги совсем не держат, прямо беда.
Юлька заерзала по скамейке. «У вас, бабуля, внук, а у меня коты голодные!» — подумала она, но тут же устыдилась собственной черствости и мягко спросила:
— Я могу еще чем-нибудь помочь?
— Который час?
— У меня нет часов, но сейчас где-то около часа, может, минут десять второго.
— Юлечка, милая, я вас очень прошу: позвоните, пожалуйста, моему внуку, пусть он приедет за мной. Боюсь, не дойду сама.
— Может быть, «Скорую» вызвать?
— Нет, что вы! Спасибо, не надо. Мне уже гораздо лучше… Вот только слабость сильная и голова болит.
— Это от нитроглицерина, — авторитетно заявила' Юлька. — У моей бабушки тоже всегда в голову бьет после него.
Старушка улыбнулась.
— Так вы позвоните, детонька? И я отпущу вас, больше мучить своей особой не буду.
— Ну что вы! Вовсе вы меня не мучаете, — степенно возразила «детонька». — А если бы моей бабушке стало плохо на улице? Неужели бы ей никто не помог? Говорите номер. Конечно, я позвоню.
Старушка назвала номер телефона, и чужая внучка направилась к телефонной будке.
— Юленька, — окликнула ее подопечная, — возьмите, пожалуйста, монету.
— Не беспокойтесь, у меня есть! Да, извините, а как вас зовут? Я же должна буду назвать ваше имя.
— О Господи, — спохватилась «шляпка». — Мария Афанасьевна, детонька.
«Какая забавная старушенция!» — думала Юлька, набирая номер. После трех длинных гудков ответил мягкий баритон:
— Здравствуйте, Юрия можно?
— Добрый день, слушаю вас.
— Меня зовут Юлия. Я сейчас нахожусь с вашей бабушкой, Марьей Афанасьевной, на улице, рядом с продуктовым магазином.
— Что случилось? — испугался баритон.
— Да вы не беспокойтесь, — успокоила его Юля, — ничего страшного. Просто немного прихватило сердце, а. я случайно оказалась рядом. Но сейчас все прошло. Она просит вас подъехать за ней, если сможете.
— Конечно, конечно. Уже еду. Вы где?
Юлька назвала адрес, куда должен подъехать баритон, по совместительству любимый внук и, одобрительно хмыкнув по поводу его явной встревоженности, повесила трубку. «Все! Сейчас сдам бабульку на руки внучку и дембельнусь из армии спасения. Quod potui, feci![1]» Но, подходя к скамье, на которой сидела, прикрыв глаза, Мария Афанасьевна, Юля почувствовала, как у нее защемило сердце — так напоминала эта интеллигентная московская старушка ее собственную бабушку, живущую в маленьком приморском городке. Та же трогательная беспомощность, тот же скрученный пучок на затылке, та же хрупкость и абсолютная схожесть улыбки. «Ты пробудешь с ней столько, сколько понадобится, дорогая моя, а коты подождут», — приказала она себе и уселась рядом.
— Все нормально. Сейчас приедет. Вы хорошо себя чувствуете?
Мария Афанасьевна открыла глаза:
— Да, спасибо.
Помолчали, потом подопечная осторожно спросила:
— Юленька, а ваш муж не будет сердиться, что вы так долго отсутствуете? Вы ведь, насколько я понимаю, вышли в магазин на минутку, за продуктами?
— Я не замужем, — отчего-то покраснела Юлия. — А рыбу я купила для котов, — строго пояснила она.
На лице старушки промелькнула довольная улыбка. Или это только показалось? В метре от них резко затормозили новенькие «Жигули», и из машины выскочил молодой мужчина.
— Баушк, что случилось? Тебе плохо?
— Здравствуй, Юра. — Мария Афанасьевна многозначительно посмотрела на внука.
— Ох, простите. Здравствуйте, вы, наверное, Юля? Это вы мне звонили?
— Да. Я…
— Это моя спасительница, — вмешалась старушка. — Если бы не она, думаю, тебе пришлось бы подъехать не к уличной скамье, а в больницу.
— Марья Афанасьевна, вы преувеличиваете. Я просто