А после того как я пристроил сюда Асению, могу с уверенностью утверждать: через границу незамеченным пройти легче, чем попасть на территорию пансиона. Помимо того что я лично отбирал каждого стражника, ещё и уйму магических барьеров установил. Сам, естественно, безопасность своей подопечной я не доверю никому.

Я вовсе не так благороден, как может показаться. Подобрал несчастную сиротку – герой! В какой-то мере мне действительно было жаль ту щуплую испуганную девчонку, но главным мотивом такого решения стало другое: в этой хорошенькой головке хранится бесценная информация. К сожалению, я так и не смог её извлечь, и надежды, что Ася вспомнит события той безумной ночи, уже не осталось.

Как бы там ни было, я не жалел, что взял опеку над девчонкой. Она мне нравилась своим упёртым характером, было бы чертовски обидно, если бы его сломали в приюте для сирот. Я привык к тому, что в глазах собеседников отражается страх, ну или слепое обожание не обременённых мозгом барышень, это потом, повзрослев, они понимали, что я на самом деле собой представляю, и тоже начинали дрожать от ужаса при встрече.

Асения другая. В её взгляде светился вызов, это цепляло. Самое забавное – она тоже боялась, но далеко не так, как остальные. Мне кажется, на подсознательном уровне она понимает, что я её не обижу, вот и ведёт себя настолько дерзко. Интересно, что она в этот раз натворила?

Мы уже проходили обритую налысо нянечку, посмевшую поставить на горох её соседку по комнате; подожжённую теплицу, в которой Асю месяц заставляли отбывать наказание; призванного из-за грани рыцаря тьмы, едва не обезглавившего охранника, покусившегося на честь одной из девочек. Кстати, напрасно его остановили. Пришлось мне потом заканчивать то, что он начал. Ладно, тут моя вина – недосмотрел, когда нанимал подонка. Но Асения в тот раз меня поразила до глубины души. Женщины не умеют пользоваться магией, их никто этому и не учит. А уж поработать с тьмой... Как ей это удалось?!

В общем, моя подопечная полна сюрпризов. Уверен, и сегодня она меня удивит.

Карета, проехав по подъездной аллее, затормозила у крыльца трёхэтажного особняка из серого, местами потемневшего до черноты камня. Не дожидаясь помощи кучера, я выпрыгнул из экипажа, поднял глаза на окна, в которых торчали любопытные мордашки девушек, и с трудом подавил желание досадливо скривиться. Признаться честно, их приступы падучести, причём прямо в мои руки, изрядно надоели. Правда, сегодня поблизости никого не наблюдалось, встречала меня лишь директриса, одиноко стоя на обшарпанном от времени крыльце, увитом плющом.

Неизменное серое платье до пят сидело на даме, как седло на корове. Мисс Веллир это не смущало, она всегда носила ту же форму, что и её воспитанницы, разве что белый воротничок был из более дорогого кружева, чем у девочек.

Приблизившись к даме, уже сто пятьдесят лет занимающей пост директора пансиона, я молча вперил в неё выжидающий взгляд. Занервничав, она привычно отвела глаза, светящиеся неподдельным страхом. Знает, что я не люблю, когда меня дёргают, и нагоняй она получит больше Асении, но всё равно вызвала. Видать, довела девчонка.

– Добрый день, герцог Блеквуд, – присела мисс Веллир в идеальном реверансе.

– Давайте ближе к делу! – бросил я раздражённо и прошёл мимо.

Засеменив следом, она торопливо забормотала:

– Герцог, поймите меня правильно, вы, безусловно, уважаемый человек, и ваши заслуги перед родиной неоспоримы...

– Безумно рад, что вы оценили, но не тратьте моё время на расшаркивания, оно у меня бесценно.

– Да-да, конечно... Я терпела, как могла, но... боюсь, мы больше не можем оставить Асению в нашем заведении. Её поведение переходит все мыслимые и немыслимые границы!

За разговором мы добрались до кабинета мисс Веллир. Бесцеремонно толкнув дверь, я не спрашивая разрешения расположился за её рабочим столом. Теперь директриса стояла передо мной как нашкодившая ученица, неловко переминаясь с ноги на ногу.

– А конкретней? В чём проблема?

– Сейчас сами всё увидите! – сообщила она, направившись к двери.

Не к той, через которую мы вошли – она для посетителей. Воспитанницы же попадают в кабинет из крыла со спальнями.

– Асения, зайди!

При виде подопечной я потерял дар речи. Неимоверным усилием воли сохранив бесстрастное выражение лица, скользил взглядом по волосам, окрашенным во все цвета радуги, белой вполне приличной блузке и синему галстуку. Всё, на этом приличное заканчивалось, ибо тряпку под цвет галстука, едва прикрывающую самое сокровенное, юбкой назвать язык не поворачивается! А ножки-то потрясающие! Длинные, стройные, с тонкими щиколотками... Довершали образ туфли на высоком каблуке.

– Что не так? – спросил я невозмутимо, приводя мисс Веллир в шок и вызвав на личике Аси едва заметную улыбку.

– У нас не бордель, герцог Блеквуд! Хотя, думаю, и там не одеваются настолько фривольно!

– О, там всё намного запущенней! Поверьте мне на слово! Но если что, я могу провести для вас экскурсию по злачным местам...

– Что вы себе позволяете?!

– Это я у вас хочу спросить! Вы только что назвали мою подопечную девушкой лёгкого поведения, оскорбляя не только её, но и меня. Это раз! А два – я доверил вам ребёнка, маленького, чистого и невинного. И если из него выросла развратная дамочка, место которой в доме мужских утех, кто в этом виноват?

Говорил я спокойно, вкрадчиво, не повышая голоса, но на женщину это произвело неизгладимое впечатление. Побледнев, она растерянно захлопала ресницами, неосознанно отступая на шаг.

– Но...

– Довольно! Покиньте кабинет, мне нужно поговорить с Асенией!

Облегчённо выдохнув, дама стрелой вылетела в коридор, но дверь за собой прикрыла бесшумно.

Стоило остаться нам вдвоём, Ася вздёрнула подбородок, посмотрев на меня с вызовом. В общем, как обычно.

– Присядь, – кивнул я на кресло, стоящее напротив.

Снял пиджак и, протянув девчонке, приказал:

– Прикройся!

Взяв его в руки, она брезгливо поморщилась. Ну, тут тоже без изменений. Если она думает, что меня такое отношение задевает – ошибается. Скорее веселит.

Встряхнув пиджак, девушка послушно положила его на колени, пряча очаровательные ножки от моего взгляда.

3

АСЕНИЯ.

Я вызывающе смотрела на Уильяма, а у самой сердце сжималось и ладошки вспотели от страха. Но ему об этом знать ни к чему.

Справедливости ради должна сказать, он никогда