Спасатели раньше не видели меня, они знали только, что ищут потерявшегося в лесу мальчика, а я не стал разговаривать с ними. Они выполнили свою миссию, нашли кого искали и были тем довольны. Когда пожарная машина свернула с дороги к дому Дэев, меня вырвало прямо на ее ярко-красную дверь жуткой смесью перебродивших желудей, листьев водяного салата и остатками разных мелких насекомых. Пожарный потрепал меня по голове и сграбастал в охапку вместе с одеялом, словно котенка или младенца. Отеи Генри сбежал нам навстречу с крыльца, схватил меня на руки, обнял и расцеловал, облав крепким запахом табака и алкоголя. Он сразу принял меня за своего единственного сына. Одурачить мать будет гораздо сложнее.

На ее лице отражались все ее переживания: от слез оно опухло и покрылось пятнами, голубые глаза покраснели, волосы спутались и растрепались. Она протянула ко мне дрожащие руки и вскрикнула, коротко и пронзительно, как кричит запутавшаяся в силках крольчиха. Вытерев глаза рукавом рубашки, она обняла меня, вздрагивая всем телом. А потом начала смеяться своим глубоким, низким смехом.

— Генри? Генри? — Она отстранила меня, держа за плечи вытянутыми руками. — Дай насмотреться на тебя! Неужели это действительно ты?!

— Прости, мама…

Она поправила упавшую мне на глаза челку, а потом снова прижала меня к груди. Ее сердце билось как раз возле моего лица. Мне стало слишком жарко и неуютно.

— Не волнуйся, мое маленькое сокровище! Ты дома, в целости и сохранности, а остальное неважно. Ты вернулся!

Отец положил тяжелую ладонь мне на затылок, и я подумал: «Черт, так мы вечно будем стоять на пороге». Я вынырнул из-под его руки, а потом вытащил из кармана носовой платок Генри. На землю посыпались крошки.

— Прости, мама, я украл печенье…

Она засмеялась, ее глаза просветлели. На случай, если бы она все-таки усомнилась в том, что я существо от плоти и крови ее, и был придуман этот трюк. Перед тем как сбежать из дома, Генри насовал Себе в карманы печенья, и пока наши тащили мальчишку к реке, я его вытащил и переложил к себе в карман. Эти крошки убедили ее окончательно.

Наконец, уже далеко за полночь, они уложили меня в постель. Уютные спальни — величайшее изобретение человечества. Этот комфорт не сравнить с ночевками в какой-нибудь яме на голой земле, с вонючей кроличьей шкурой вместо подушки, под сопение и вздохи дюжины подменышей, спящих тревожным сном. Я блаженно растянулся на хрустящих простынях, размышляя о своей удаче. Конечно, существует множество случаев, когда подменышей разоблачали. В одной рыбацкой шотландской деревне, например, подменыш так напугал своих бедных родителей, что они выскочили из дома прямо во время снежной бури, а потом их нашли на заливе вмерзшими в лед. А одна шестилетняя девочка-подменыш случайно заговорила за столом собственным голосом, чем привела новых родственников в такой ужас, что они залили друг другу уши расплавленным воском и больше никогда ничего не слышали. Бывало, отец и мать, осознав, что вместо их собственного ребенка им подсунули подменыша, седели за одну ночь, лишались рассудка или умирали от сердечного приступа. Правда некоторые, хотя и редко, вызывали экзорцистов, изгоняли непрошеных детей или даже решались на убийство. Семьдесят лет назад я именно так потерял близкого друга, который забыл, что со временем человеческая внешность меняется. «Папа» с «мамой», решив, что имеют дело с дьяволом, связали его, засунули в мешок, как котёнка, и утопили в колодце. К счастью, чаше всего, если родители замечают в поведении сына или дочери нежелательные изменения, один из супругов начинает винить во всем другого. Одним словом, сами видите, подмена — дело рискованное и не рассчитана на слабонервных.

То, что меня сразу же не вывели на чистую воду, не могло не радовать, но расслабляться было рано. Спустя полчаса после того, как я лег спать, дверь в мою спальню медленно приоткрылась. Освещенные включенным в коридоре светом, мистер и миссис Дэй просунули в щель головы. Я прикрыл глаза и притворился спящим. «Мама» плакала, тихо, но без передышки. Никто не умел рыдать так искусно, как Руфь Дэй.

— Ты должен наладить ваши отношения, Билли. Пообещай, что этого больше не повторится!

— Я знаю. Обещаю, — прошептал он. — Посмотри, как он спит. «Невинный сон! Он разрешает нас от всех забот»[2].

Он закрыл дверь, и я остался в одиночестве. Мы с моими друзьями-подменышами шпионили за мальчишкой не один месяц, так что я прекрасно знал расположение своего нового дома на опушке леса. Вид из комнаты Генри на небольшую лужайку и лес был просто волшебный. Над зубчатым рядом далеких темных елей ярко сияли звезды. Легкий ветерок забирался в раскрытое окно и холодил простыни. Ночная бабочка билась об оконную сетку. Полная луна давала достаточно света, чтобы разглядеть тусклый узор на обоях, распятие над головой и пришпиленные к стене картинки из газет и журналов. На полке мирно покоились бейсбольная перчатка и мяч, а кувшин и таз для умывания в лучах луны светились, будто покрытые фосфором. На столе призывно лежала стопка книг, и я едва смог побороть волнение от предстоящего чтения.

Утро началось с воплей близняшек. Я спустился в гостиную, прошел мимо спальни новых родителей и устремился на голоса «сестричек». Увидев меня, Мэри и Элизабет сразу замолчали, и я уверен, обладай они разумом и даром речи, то закричали бы: «Ты не Генри!» Но они были обыкновенными карапузами, и ума у них было не больше, чем зубов. Широко раскрыв глаза, они спокойно и внимательно следили за каждым моим движением. Я улыбнулся им, но ответных улыбок не дождался. Я начал строить им смешные рожицы, пощипывать их за толстые щеки, плясать как марионетка и свистеть по-птичьи, но они только пялились на меня, как две глупые лягушки. Пытаясь их развеселить, я вспомнил случай, когда в лесу уже встречался с такими же беспомощными и опасными существами, как эти человеческие детеныши. Однажды в безлюдной лесной долине я наткнулся на потерявшего мать медвежонка. Испуганный звереныш при виде меня так заорал, что я стал опасаться, как бы на его рев не сбежались все окрестные медведи. Несмотря на способность управлять животными, мне нечего было предложить этому паршивцу, который мог разорвать меня одним движением лапы. Тогда я стал напевать веселую песенку, и он успокоился. Вспомнив этот случай, я попытался проделать то же самое с моими новообретенными сестрами. Звук моего голоса так околдовал их, что они начали агукать, пускать слюни и хлопать в свои пухлые ладошки