Шрифт:
Закладка:
В тягостную тишину врывается мужской властный голос, отдающий кому-то указания, судя по всему по телефону. Мужик явно сердится. И я нервничаю еще больше. Если нас ради него тут построили, то это явно большая шишка. Перед директором магазина такого не требуется.
Посмотреть на него я не решаюсь, как, впрочем, и все остальные.
Звук легких шагов приближается, сопровождаемый шуршанием бумаги.
Я даже не успеваю моргнуть, как огромное темное пятно проносится мимо меня, обдавая дорогим парфюмом. Я на автомате определяю, что это Том Форд. От этого запаха я не устаю. Один из моих любимых.
— Эту, — слышу я негромкий голос, показавшийся мне знакомым. — Через пятнадцать минут в кабинете директора.
И все. Шаги удаляются, и только я собираюсь выдохнуть, как меня за предплечье вытаскивают из строя. Я поднимаю взгляд на Геннадия, менеджера по персоналу.
— Пошли.
— Что? — теряюсь я.
— Он хочет тебя видеть через пятнадцать минут в кабинете Николая Сергеевича.
— Кто — он?
Геннадий смотрит на меня как на умалишенную.
— Виктор Андреевич.
— А кто такой Виктор Андреевич? — хлопаю глазами в полной растерянности.
До сего момента я свято верила, что самый важный человек в магазине — нет, не директор, а начальник отдела безопасности. Директор что? Такой же наемный работник, как и мы все, у него лишь зарплата побольше, ну так и головняка тоже. Мы его практически и не видим, и не пересекаемся. Один раз только. На корпоративе.
А вот шеф-безопасник за нами бдит.
Мне кажется, он априори подозревает всех в воровстве товаров и из кассы. Пугающий до дрожи дядька.
А тут неизвестный, которому он сам дверь открывает, как швейцар, и пропускает его в кабинет директора.
— Тронь, ты реально тронутая, — разводит руками Геннадий.
Как мне уже надоели эти шуточки по поводу моей фамилии, кто бы знал. В конце концов, нормально ответить нельзя? От чертова шарфика чешется шея.
— Это хо-зя-ин, — по слогам как для тупенькой произносит Геннадий. — Воронцов Виктор Андреевич.
Тот самый?
Как там у Маршака? Владелец заводов, газет, пароходов?
Меня захлестывает мандраж.
Зачем я этому воротиле?
Я же ничего не сделала!
В некотором понятном отупении я позволяю Геннадию себя увлечь из торгового зала за дверь с надписью «Служебное помещение». Он конвоирует меня в приемную и остается стоять над душой, будто я могу сбежать.
Не могу. Мне очень нужна эта работа.
Но, если честно, удрать хочется.
От нервов я даже не могу усидеть на диванчике для посетителей, хотя Геннадий мне предлагает. Если бы не его присутствие, я бы уже металась по приемной, заламывая руки. А так я просто гипнотизирую часы над пустующем столом секретаря, рабочий день которого начинается позже, и перебираю в голове все возможные реальные и мнимые прегрешения, которые я могла допустить.
Еще десять минут.
Я на грани паники, неизвестность выбивает меня из колеи. Я на нерве.
Когда, наконец, сводящая меня с ума стрелка на циферблате указывает, что время истекло, и можно заходить, у меня подгибаются ноги. Вот сейчас я готова плюхнуться на диван и не двигаться, как можно дольше.
Но Геннадий гостеприимно распахивает передо мной дверь, пропуская вперед.
С трудом сглотнув, я вытираю влажные ладошки о черные джинсы и перешагиваю порог.
Почему-то я думала, что Геннадий зайдет со мной. Ну, как в школе, когда вызывают родителя провинившегося ученика. Однако нет. Дверь за мной мягко закрывается, отрезая от менеджера по персоналу.
Свет в кабинете намного ярче, чем в приемной, и я зажмуриваюсь, чтобы адаптироваться. С закрытыми глазами я остро чувствую запахи незнакомого помещения: свежесваренный кофе с нотками аморетто, разломленный мандарин, сигаретный дым и Том Форд, обволакивающий ароматами шафрана, кардамона и кожи.
В благоуханную идиллию вклинивается скрип ручки по бумаге, и, вернувшись в реальность, я заставляю себя открыть глаза.
Вижу темноволосую макушку этого Виктора Андреевича, который подписывает документы один за другим. Как загипнотизированная слежу, не дыша, за движениями дорогой блестящей ручки в длинных пальцах, боясь привлечь к себе внимание сильного мира сего.
Слежу пристально, и все равно этот момент становится для меня неожиданностью.
Господин Воронцов захлопывает папку, отодвигает ее, со щелчком закрывает на ручке колпачок и поднимает на меня глаза.
— Ну здравствуй.
Глава 2
У меня все обмирает.
Это последний человек, которого я хочу видеть.
Не после того унижения, через которое он меня провел. Тот день был ужасным, и в итоге передо мной извинились, но не он, а портье, выдававший ключи. Да только на мою персону все косились, а я подобное внимание плохо переношу, настроение и отдых были безнадежно испорчены, и мне пришлось уехать. После всего у меня еще два дня руки тряслись.
Так вот как его зовут. Воронцов Виктор Андреевич.
На его панибратское приветствие я не отвечаю.
Жду, что он скажет.
— Молчишь, Варвара Тронь?
— Не я была инициатором встречи, — я смотрю на него прямо. — Полагаю, это вам есть что сказать.
Мне очень хочется все ему высказать или, на худой конец, уйти гордо хлопнув дверью, но я не могу себе позволить такую роскошь, как разозлить «хо-зя-и-на».
Уверена, что для ничего не значит такая вещь, как Трудовой кодекс. Виктор Андреевич запросто может осложнить мне жизнь. Да он, собственно, уже это делает.
Мы во всем разобрались еще тогда, на турбазе, но Воронцов зачем-то решил не просто со мной пообщаться, он сделал это таким способом, чтобы напугать меня.
Отчетливо вижу, что Воронцов не собирается приносить извинений. Да ситуация тогда сложилась странная, но я так и не поняла причин его неадекватного поведения.
Сцепив руки в замок, я, как на суде, ожидаю оглашения вердикта приговора.
Такое у меня ощущение, потому что Виктор Андреевич откидывается в кресле, поскрипывающем кожей, и, продолжая вертеть в пальцах ручку, пристально меня изучает.
Его взгляд скользит от мысков черных лодочек вверх по ногам, обтянутым черными же узкими джинсами, заставляя меня чувствовать себя не в своей тарелке.
У нас в магазине такая униформа, кстати, весьма непрактичная, как и каблуки для тех, кто целый день на ногах, но кого это волнует? Главное не забыть шарфик и значок.
Откровенное разглядывание продолжается, и когда взгляд Воронцова застревает на обтянутой черным джемпером груди, я вспыхиваю. На губах Виктора Андреевича появляется слишком многозначительная улыбка, напоминающая мне о том, как бесцеремонно он лапал меня под одеждой неделю назад.
А вот от
