Шрифт:
Закладка:
Соня не любила фотосессии, необходимость позировать перед людьми сковывала тело неловкостью и замораживала лицо. Самые удачные фото получались без нужды красоваться перед посторонними людьми, чаще всего случайно.
Большинство фотографий в профиле Сони были одиночными: она в кафе, в зале йоги, в кабинете, на улице. Много рабочих заметок о массаже и эфирных маслах. Если не приглядываться, сложно разглядеть семью, хотя ни мужа, ни детей она никогда не скрывала. Просто как-то так получилось.
Придирчиво оценив свою страницу «чужими глазами», Соня наконец посмотрела, кто же отлайкал её фото, и застыла, поперхнувшись воздухом. Под аватаркой с ласточкой обнаружился Марк. Она ведь его сегодня вспоминала. Получилось, будто закинула в эфир мысль и получила ответ. Зачем он зашёл в её профиль? Никогда раньше не заглядывал, а если и забредал, не оставлял следов, не напоминал о своём существовании.
Соня разглядывала ласточку, слегка сощурившись, палец в нерешительности завис над картинкой. До зуда хотелось нажать, но она боялась всколыхнуть воспоминания, а вместе с ними и выматывающую, иссушающую тоску. Странно, что при всей публичности Марк выбрал именно такое фото. Она хмыкнула. А ведь это та самая черта, что когда-то не просто поражала, но и ужасно злила Соню. На собственную привлекательность ему было наплевать, он принимал её как должное. Была в этом какая-то вопиющая небрежность: как резать колбасу на картине Ван Гога и подпирать двери яйцом Фаберже.
Она знала, что у Марка есть профиль в инстаграме, но никогда не искала его намеренно. Иногда он мелькал в ленте бывших одноклассников или рекламе. Тогда Соня или судорожно пролистывала дальше или, наоборот, заворожённо разглядывала его, выискивая мельчайшие искажения знакомых линий. Он сильно изменился. От крупных, даже округлых черт не осталось и следа, возмужал, вытянулся, оброс щетиной, а взгляд смягчился, потерял непримиримость и категоричность.
Соня вздрогнула и выключила экран телефона. Рука, держащая мобильный, слегка подергивалась, где-то глубоко в груди фантомной болью заныло израненное первой любовью сердце. Зачем он объявился? Он же должен её ненавидеть. К чему эти лайки-подачки?
За стеной послышался смех. Странно неуместный сейчас, но как нельзя лучше отрезвляющий. Соседки по кабинетам явно делились историями о своих похождениях или перемывали кости клиенткам. Хохотала, конечно же, Зарина. Самая языкастая и беспардонная. Её парикмахерская располагалась справа, с другой стороны Сониной обители находился кабинет лазерной эпиляции, а напротив – царство ногтевой индустрии. С коллегами по красоте Соня регулярно обменивалась услугами, но перекусы у них совпадали редко. Каждый работал на себя, по собственному графику, и болтливые посиделки обычно случались как раз во время маникюра или стрижки.
Пять лет назад они почти одновременно заняли кабинеты в этом здании. Соне достался не самый большой, но самый светлый. Она сама сделала ремонт, сшила шторы и наволочки для диванных подушек, даже помогала мужу крепить плинтусы и стелить ламинат. «Уютно угнездилась», – как сказал Кирилл. В принципе, после ремонта, он сюда не захаживал, интуитивно чувствовал, что это личное Сонино и не претендовал на эту территорию.
Воспоминания о школьной поре пришлось отложить. Пришла новая клиентка. Стыдливая, осторожная. Раздеваясь, она по нескольку раз переспрашивала, действительно ли нужно это снимать, и обречённо стягивала блузку и юбку. Ещё по телефону Соня почувствовала её стеснительность. Целлюлит, с которым предстояло бороться Соне, вгонял женщину в краску и виделся постыдной болезнью, проявлением её слабости к тортикам.
– Насколько я поняла, вы раньше не делали подобный массаж?
Оставшись в нижнем белье, женщина легла на кушетку.
– Никогда. Не было у меня этой проблемы. Это после родов я себя запустила.
– Дети достаются нам нелегко.
– У вас тоже есть дети?
– Двое.
– Наверное, ещё малыши. А в какой сад ходят?
Соня ухмыльнулась. Да уж малыши, если можно так назвать неуправляемую дочь-подростка и сына, впритык подступившего к этому сложному периоду. Соня не только молодо выглядела, но и рано родила. Однако делиться такими подробностями не собиралась, почти всегда предпочитая слушать. Люди охотно рассказывали, находя в ней молчаливую неосуждающую собеседницу.
Соня приблизилась к столу, энергично растерла ладони.
Первый сеанс она считала крайне важным, это не столько массаж, сколько знакомство. Предстояло выяснить, как тело отзывается на прикосновения, где спряталась наибольшая зажатость в мышцах, как кожа реагирует на манипуляции и, самое главное, готова ли клиентка довериться ей. К Соне редко попадали случайные люди и уж точно таковые не задерживались. Она сама порой отказывалась массировать тех, кто вызывал в ней неприятие, всё-таки её работа предполагала особенную близость.
Первые прикосновения были лёгкими, почти невесомыми, с ярким изумрудным оттенком. Любому человеку требуется время, чтобы привыкнуть, пустить в своё личное пространство незнакомца, расслабиться и позволить к себе прикоснуться. Обычно на подобное знакомство уходило три сеанса. Соня подбирала эфирные масла, отслеживала реакцию кожи и возможную аллергию. Проще складывалось с теми, для кого массаж был не экзотикой, а привычной оздоровительной процедурой. Они знали своё тело и прислушивались к нему. Их кожа расцвечивалась нефритовым с первого же сеанса и этот эффект держался довольно долго и выцветал постепенно.
К Полине, как к новичку, требовался особый деликатный подход. На лимерики времени не осталось, хорошо хоть, беседа отвлекала от мыслей о Марке. Чего она вообще так разволновалась? Ну, заглянул в её профиль, полайкал фото. Можно подумать, событие планетарного масштаба. Точно не в наше время, когда можно с любой знаменитостью побеседовать в комментариях и даже безнаказанно оставить «какашечный» стикер. Звёзды стали доступнее и ближе. А Марк – всего лишь бывший одноклассник. Всего лишь первая несчастная любовь. У кого такой не было?
К концу массажа Полина так разговорилась, что Соня с тоской вспоминала полусонного тихого мужчину. Кажется, её новой клиентке требовался не только массаж, но и свободные уши, в которые