«Но я люблю ее», — хотел сказать Сапар. Однако промолчал.

Он знал мать как женщину спокойную, рассудительную, добрую, никогда и никого не обижавшую резким словом, суровым попреком. Когда отец погиб на фронте, она стала для Сапара единственной опорой. После армии и университета Сапар приехал в город, женился и перевез сюда мать. Глядя на милую невестку и на возмужавшего сына, она не могла нарадоваться: «Жизнь моя, Сапаш мой, жеребеночек маленький! Ты единственная моя радость и надежда в жизни! Продолжение отца…»

Теперь же Сапар увидел ее но-иному. Мать, оказывается, может быть требовательной, настойчивой, упрямой. «Впрочем, — думал Сапар, — она же заботится обо мне».

Выглянул из-за гор бледно-желтый край морозного солнца. На заиндевелых окнах, на белых камнях засверкали искорки. Стало еще холоднее, и Сапар спрятался поглубже в воротник.

«Все так, все так, — думал он. — Надо порвать с прошлым ради вечного обновления, ради вечного продолжения. И, может быть, тот, кто появится на свет спустя много лет, кому будет дана жизнь праправнуком моего сына, отблагодарит меня, мучающегося теперь. Отблагодарит, радуясь жизни, вспомнит, глядя на пожелтевшие фотографии семейного альбома. Чтобы это произошло, надо только развестись с Айганыш и жениться на другой. А если и другая не сможет рожать — найти третью… И никто за это не плюнет тебе в лицо: предки дали тебе свою кровь на время, и ты не в праве распоряжаться ею, не думая о потомках. Все так, все так», — думал Сапар, стараясь вернуть себе былую уверенность правого человека и душевный покой честно исполняющего свой долг.

Но что-то не складывалось, что-то мешало ему безоговорочно принять требование матери выполнить долг по «закону вечного продолжения». Поэтому он сначала отшучивался, теперь отмалчивался. Но развязка близится. Сегодня-завтра возвращается Айганыш. И мать молчать при ней не станет. Минувшей ночью Сапар убедился в этом. И чем ближе становилась развязка, тем тревожнее делалось у него на душе.

Вдруг, уже перед самой редакцией, большое урюковое дерево показалось ему в серебристо-розовом цветении… Страстно захотелось весны, тепла. И возникло чувство: словно краешек весны коснулся души… И забылось оно…

В редакции он появился первым. В комнате было тепло, едва заметно пахло вчерашним табаком. Сапар прошёл к своему столу, увидел щербатинку на его углу, давнюю щербатинку, и почувствовал, как соскучился по этой комнате, но этому столу, но ребятам за те несколько дней, что был в командировке. Вот сейчас они придут, и жизнь снова войдет в колею. Скорей бы.

Пришел Ильяс, заведующий отделом писем. Он кивнул Сапару, спросил: «Какие новости?», Так спросил, как будто бы Сапар не в горы ездил к чабанам, а покурить выходил.

— Спасибо, все нормально. — Сапара немного обидела столь будничная реакция на его появление. В другие дни подобная мелочь едва ли обратила бы на себя внимание, но теперь, после бессонной ночи и мучительных размышлений, слишком многое раздражало Сапара. Он чувствовал за собой вину, пока еще не до конца осознанную, но все крепче холодящую сердце.

А ведь все иначе было, кажется, совсем недавно. И в то же время давно. В прошлом. И это прошлое оставило, как завещание, теплые ладони, пахнущие горными цветами. И ты окунаешься в эти ладони и дышишь, дышишь их теплом и ароматом… Было это в прошлом, а идет ностоянно впереди и манит. Ощущение такое, будто ушел далеко-далеко табор веселых и умных людей, а ты отстал. Знаешь, что где-то рядом есть тропинка, но найти ее не можешь. И боишься, что не найдешь. Потому что может случиться так: когда придет время, рассеется туман, то ясно увидишь, что заблудился. Но догонять и возвращаться будет поздно — ведь не всегда и не куда угодно мощно вернуться. Сделается тело тяжелым, взгляд — стеклянным, улыбка — неживой.

От этих мыслей отвлекли Сапара те, кто пришли после Ильяса. Они заполнили комнату, поздравляли с благополучным возвращением, предлагали сигареты, подносили зажженные спички. Говорили, что один материал, переданный Сапаром по телефону, уже идет в сегодняшнем номере, другой — лежит на столе Омуровой. Рассказывали о Кантае, который прилично поднабрался на какой-то пирушке, не вышел на работу и получил нагоняй.

— Как съездил? — спросил Мукаш, один из тех, с кем Сапар начинал работать в этой газете. — Чего молчишь, рассказывай!

— Нормально съездил! — отвечал Сапар. — Снегу навалило, дорог нет, машины не ходят. Просил помощи у пограничников, подбросили на вертолете. Веселые ребята… А чабанам сейчас не позавидуешь — снег мешает овцам доставать траву. Один чабан прямо в юрте лису поймал: голод загнал ее.

— И ты похудел, — сказал Мукаш.

Все засмеялись.

Ожил телефон — зазвонил. Спрашивали Сапара.

Он взял трубку:

— Я… Спасибо, старик, спасибо… Вам? Нет, старик, лишнего материала нет. Жена? Жена в Риге… гастроли. Завтра-послезавтра возвращается. Спасибо. Ладно, подробности при встрече. Пока.

— Предлагают на радио продать? — догадался Мукаш.

— Предлагают.

— А ты?

— Не мой профиль.

— А зря. Мог бы подзаработать. — И не поймешь его: то ли серьезно говорит, то ли подначивает.

— На трудах неправедных не заведешь палат каменных, — сердито сказал Сапар.

— Не заводись.

— Не буду.

И опять телефонный звонок. Мукаш взял трубку.

— Здравствуйте. Есть. Сейчас. — Положил трубку, сказал Сапару: — Тебя… Омурова. Голос сдержанный, радостных эмоций — ноль. Готовься к обороне, старик.

Сапар не сразу встал и не сразу вышел. Ощущение надвигающейся беды не покидало его в последнее время. Минувшей ночью это смутное ощущение почувствовалось особенно остро. И самым противным было ощущение собственной беспомощности: он не знал, — защищаться ли, а быть может, бросить поводья и пусть несет? А если защищаться, то как? Что можно противопоставить матери столь же весомое, столь же значительное? Да и то, что произошло между ним и Насин, лишало его права быть последовательным, неумолимым. Одна слабость порождает другую… «Готовься к обороне», — сказал Мукаш. Значит, Смуровой не понравился его материал. Ну что ж, — это маленькое звено в большой цепи. Сапар размял новую сигарету, отложил ее в сторону, рядом положил коробок спичек и только тогда поднялся и вышел из комнаты.

В своем кабинете Ракия Омуровна — замредактора — была одна. Когда вошел Сапар, она только мельком взглянула на него, коротко кивнула головой, отвечая на его приветствие, и продолжала сосредоточенно что-то читать.

Сапар сел напротив, посмотрел на потолок, в окно. Заметил на подоконнике муху и стал глядеть, как она, одурманенная холодами, сонно ползла по