Шрифт:
Закладка:
Сработала ловушка хозяев, завязанная на дверь. Теперь стало ясно, в чём она состояла. Слева от меня взорвалось настенное зеркало. Осколки брызнули веером, но в меня не попали. За миг до этого левый «жгут» убрал меня с их пути — отдёрнул резко и грубо, едва не оторвав руку. Меня впечатало в стену рядом с овальной рамой, в которой зеркало пребывало до взрыва.
Осколки посекли обои напротив, упали на пол. Я вновь рванулся вперёд. Хозяин, стоя в дальнем конце «кишки», вскинул арбалет. Тренькнула тетива. И вновь вмешалась луна, убрав меня с траектории. В этот раз помог другой «жгут» — меня приложило о стену справа. Рядом с моим виском просвистел арбалетный болт.
Коридорчик, к счастью, закончился. Я добрался до арбалетчика. Он попытался меня ударить своим оружием, оставшимся без стрелы. Я пригнулся и, не сбавляя хода, сшиб его с ног. Влетел с ним в тесную комнату.
Теперь на меня набросился Сивый — взмахнул ножом, целя мне под рёбра. Я уклонился, перехватил его руку — и с помощью лунной тяги швырнул противника вбок. Он перекувырнулся в полёте, врезался в дверцу шкафа. Та затрещала, шкаф пошатнулся. Сивый, рухнув на пол, обмяк.
Третий обитатель квартиры в драку не лез, спокойно сидя в углу.
Точнее говоря, обитательница — седая старуха в тёмном балахоне до пят. В руках она держала круглое зеркальце и вглядывалась в него, как будто происходящее её не касалось.
Видя, что опасности больше нет, я отпустил лунные «жгуты».
Подпитка силой закончилась. На смену пришёл откат.
Нахлынула слабость, и я опёрся рукой о стену. Сердце бешено колотилось, пот стекал по спине. Мышцы гудели, словно я долго сидел на вёслах.
Минута ушла на то, чтобы отдышаться, прийти в себя.
Всё это время, впрочем, я контролировал ситуацию. Присматривал и за драчунами, и за старухой на всякий случай, но никто из них не создавал проблем.
Арбалетчик, лысоватый и плотный, тихо кряхтел, пытаясь подняться, но пока без видимого успеха. Ещё бы — получить удар от того, кто ускорен лунами, не намного приятнее, чем столкнуться с бегущей лошадью, например.
Старуха улыбалась с отсутствующим видом, продолжая пялиться в зеркальце. То ли придуривалась, то ли и вправду ничего не воспринимала — мне было всё равно, я пришёл сюда не за ней.
Сивый лежал в отключке — мозгляк-растрёпа в стареньком свитере.
Обстановка в комнате была небогатая. Выцветшие обои, блевотно-жёлтые, грязный пол, дешёвая фанерная мебель. Выделялся лишь патефон на тумбочке — хотя, может, он был краденый, учитывая род занятий жильцов.
Наконец пошевелился и Сивый. Вовремя — я уже собирался пнуть его. В мои планы не входило торчать здесь до посинения.
— Паскуда ты гнилостная, Неждан, — сказал он мне. — Я, кажется, плечо вывихнул. Или вообще сломал… Да ещё в мозгах сотрясение…
— Не льсти себе, — сказал я, — сотрясать там нечего. А плечо тебе выправят забесплатно. Теперь для тебя в ближайшие лет пятнадцать — казённый кошт. Привыкай заранее.
В разговор вступил арбалетчик:
— А дверь?
— Что — дверь? — уточнил я вежливо.
— Ты мне её сломал! Платить кто будет?
— Понятия не имею. А ты серьёзно хочешь поставить этот вопрос? Ну, давай прикинем. Ты укрывал вора-рецидивиста в бегах. Отказался выполнить законное требование ловца, находящегося при исполнении. Пытался всадить мне стрелу в башку. Короче, все козыри — у тебя. Так что да, теперь можешь требовать материальную компенсацию. Удачи, земляк.
И тут из угла раздалось хихиканье, старчески-дребезжащее. Мы втроём, не сговариваясь, повернулись туда, к старухе в потёртом кресле. Та, вынырнув из транса, ощерилась и наставила на меня крючковатый палец:
— Ты ему не земляк!
— Вы удивительно прозорливы, сударыня, — сказал я. — Действительно, я приехал издалека, из другого города.
— Хитрый брехливый пёсик, — произнесла она со смешком. — Про город мне не рассказывай. Я же вижу, ты под другой луной тявкал ещё недавно…
Надо признать, она меня удивила. Нахмурившись, я окинул её более внимательным взглядом. И заметил одну деталь, на которую сразу не обратил внимания.
Старуха носила серьги — примитивные, без малейших ювелирных изысков. Просто круглые блямбы из тёмного серебра, прилегающие к мочкам ушей. Это выглядело как старые, захватанные монеты.
При этом они мерцали — призрачно, едва уловимо.
Мерцание имело тот же голубоватый оттенок, что и луч на лестничной клетке. Привязка к луне — стационарная, постоянная, поэтому видимая в оптическом спектре (пусть не для всех, а только для имеющих дар).
То есть бабка стянула лунные линии к своей голове, замкнула их на свой разум.
И это было нечто из ряда вон.
Лунная тяга пригодна для механического движения. Она может усилить тело или искусственную конструкцию — скажем, двигатель. А может, наоборот, их разрушить, даже взорвать, как это случилось с зеркалом в коридоре.
Но к разуму её допускать нельзя.
Абсолютный запрет.
Табу.
Мне доводилось слышать об экспериментаторах, которые его нарушали. Все они надеялись получить невиданные возможности, запредельную силу — но вместо этого получали мозги, сварившиеся вкрутую. Разум просто не приспособлен к такой нагрузке, у него другая природа. Так мне объясняли специалисты-профи.
А тут вдруг…
Да, с головой у бабки проблемы, это понятно. И в то же время она играючи, походя расщёлкала мой секрет, который я берегу уже больше года…
— Несчастный пёсик, — проскрипела старуха. — Сам-то хоть помнишь, кто ты такой? В отражении себя узнаёшь? Вот глянь-ка…
Она повернула ко мне своё круглое зеркальце — небольшое, размером с блюдце. Зная уже, какую подлянку могут таить отражающие поверхности в этом доме, я резко отвернулся и заслонился рукой.
Но нет, старухино зеркальце не превратилось в фонтан осколков. И вообще не последовало никаких калечащих трюков — потолок на меня не рухнул, дощатый пол не провалился с треском.
Я даже не разглядел, что, собственно, отразилось в зеркальном «блюдце». Взгляд зацепился за него рефлекторно, но лишь на долю секунды. Вроде бы показалось, что отражение отличается от реального интерьера вокруг меня. Никаких деталей, однако, я зафиксировать не успел — и это меня порадовало. Картинки от психов мне были ни к чему.
Снова задребезжал старушечий смех. Быстро и осторожно, из-под руки я глянул на сумасшедшую. А она смотрела уже куда-то мимо меня, в окно.
