нервная система, — и уже обращаясь ко мне, — цветовосприятие не должно искажаться. Скажи мне, какого цвета эта ручка, — и, достав из кармана желтую ручку, выставила ее перед моим целым глазом.

— Желтая. Цвета я вижу нормально. Просто… — голос ушел совсем.

— Сейчас, — сказала Марина и бросилась набирать в первый попавшийся стакан воду из крана, — попей, полегче станет.

— Что там с головой? — напомнила Василиса Никитична.

— А, да, все в норме. Вроде.

— Как в норме? Ты же говорила, что были сбои? — удивилась лекарь.

— Не все сигналы доходили до мозга, а некоторые воспринимались по два или три раза, хотя приходил один. Сейчас этого нет. Проверьте сами, — и отошла, уступая место рядом с моей головой Никитичне.

Та не раздумывая приблизилась и начала повторное исследование. Судя по удивлению, появившемуся на ее лице, и ставшей голубой ауре, она тоже чего-то не понимала.

— Разберемся, — пробубнила она и добавила, но уже громче, — Сергей, раз ты уже стабилен, обо всех остальных проблемах мы можем поговорить чуточку позже. Например, когда ты будешь находиться в палате. Морг не самое хорошее место для пациента, да и не самое теплое, — и немного поежилась.

Я лишь кивнул, в подтверждении слов, хотя мне было не зябко. При попытке принять вертикальное положение, ноги подкосились. Хорошо Марина успела среагировать и подхватить меня.

— Не торопись. Давай я привезу тележку-каталку и мы тебя отвезем.

— Я дойду, — уверенно ответил я.

— Дойдешь. Но не положено, — Марина говорила с улыбкой.

— Не положено живым из морга пешком выходить? — отшутился я.

— Точно. Давай не будем пугать людей. Пожалуйста.

Я лишь улыбнувшись, дождался, когда она привезет каталку и уселся на нее.

— Лучше ляг, — сказала Марина и накрыла меня простыней, как только я принял горизонтальное положение. Простынь была достаточно тонкой, чтобы видеть силуэты двух лекарей, которые везут меня по коридору. Никитична жестами что-то показывала Марине, а та лишь кивала в ответ.

— Сережа, отдохни. Тебе понадобиться много сил, — с этими словами Марина аккуратно погладила меня по плечу, отчего мои глаза начали самовольно закрываться.

— Но… — попытался возразить я и отключился.

Я приоткрыл глаза, зажмурился от яркого света, отвернув голову влево.

— Как твое самочувствие, Сергей? — поинтересовался знакомый голос.

— Все хорошо, — ответил я, предприняв попытку снова открыть глаза. В этот раз меня ожидал успех и удивление, так как Анны Викторовны на соседней кушетке уже не было.

— Только не дергайся, тебе еще пять минут капаться, — предупредила Василиса Никитична.

— Хорошо. А где Анна? — задал волнующий меня вопрос.

— Уехала в Дом, — и немного помедлив, добавила, — уже скоро должна вернуться.

— А можно в туалет?

— Можно, — и с этими словами подошла к моей кушетке и достала из под нее утку. Я скривился.

— А по нормальному?

— Не положено. Да и как ты с капельницей собрался куда-то идти?

— Я потерплю…

— Терпи, — усмехнулась она, — покажи мне свой глаз. Не печет? Не болит?

— Да нет вроде, -удивился я, не обратив внимания на нормальное зрение.

— Закрой левый глаз, — и положила одну руку мне на глаз, а вторую на висок. Тепло проникало под кожу, вызывая зуд.

— Я вернулась. Как он? — хлопнув дверью, поинтересовалась Анна Викторовна.

— Не шуми, — не открывая глаз и не отрываясь от работы, попросила Никитична.

— Пока займусь Марьей, — еле слышно произнесла Анна.

— А-ай, — жалобно протянула Марья.

— Потерпи немного, сейчас станет лучше.

Следующие несколько минут прошли в тишине.

— Открой глаза. Посмотри вверх. Посмотри вниз, — первой нарушила тишину Василиса Никитична, — вот и замечательно.

— Спасибо.

— Не за что, дорогой, мне было приятно, — и она дружелюбно улыбнулась.

Повернулся к Марье за ее оценкой, так как зеркало, как я был уверен, мне все равно не дадут. Вчера я видел ее укрытой простыней, сейчас же Анна Викторовна ее убрала, открыв мне жуткую картину: правая рука и обе ноги были в длинных шрамах, левая рука представляла собой один огромный синяк, стройное подтянутое тело было густо усеяно разной длины ранами, несколько из которых переходили в гнойные, а из левого бока торчали две пластиковые трубки. Меня просто парализовало от ужаса, что я даже не мог отвести взгляд. Увидев, куда я смотрю, Марья раскраснелась и быстро отвернулась. А я как будто почувствовал нахлынувшую на Марью грусть, она явно не хотела, чтобы я видел ее увечья. Почему-то стало стыдно, хоть и не увидел того, что она начала плакать. С трудом прикрыл глаза и заставил себя отвернуться, не зная, что в таком случае можно сказать. Разрядить обстановку попыталась Анна Викторовна:

— Не переживай, деточка. Через пару дней лечения восстановим тебя так, что сама себя не узнаешь.

— Я и сейчас себя не узнаю, — грустно протянула Марья.

— Бросай хандрить. Я понимаю, что после происшествия поводов радоваться не много, но и руки на себя накладывать не стоит.

— Угу, — всхлипы стали слышны теперь и мне.

— Извини, я не хотела, — оправдывалась Анна, — может, тебе с психологом поговорить?

— Спасибо, но нет.

— Я надеюсь, не из-за средств? Елизавета Егоровна все оплатит!

Марья молчала, продолжая плакать. Главный лекарь Дома продолжила:

— Хорошо, но если передумаешь… Тут или Дома, просто поставь меня в известность.

Я перевел взгляд на Анну Викторовну и вздернул брови. Она, заметив мое удивление, лишь беззвучно проговорила губами: «Потом».

— Кстати, Викторовна, у нас тут возник интересный спор. Я надеюсь, ты поможешь его разрешить? — лукавым голосом спросила Никитична.

— Если это в моих силах, — усмехнулась в ответ та.

— У Сергея проблемы с цветовосприятием. В начале, когда Марина его обследовала, она нашла сбои в нервной системе и я грешила на нее. Но после моего обследования сбоев не было. Либо кто-то из нас ошибся, либо с ним происходит что-то совсем непонятное.

— Сейчас я закончу с правой рукой и осмотрю его.

— Договорились. Я пока выйду, давно пора перекусить, — сказала Никитична и направилась к двери.

— Приятного аппетита, — сказала вдогонку Анна и добавила уже Марье, — подними руку и пошевели пальцами. Есть ли какие-нибудь неприятные ощущения?