Тяжело сглатываю. Чувство жажды вросло в мое тело. Чужеродное и дискомфортное, оно стало постоянной частью меня. Никогда не думала, что это так больно. Привыкнуть невозможно. Я забыла, когда пила вволю. Это было… ну очень давно. С самых первых дней на этой планете пустыня засела внутри меня с редкими зимними перерывами.

Если бы не зима, давно бы погибли все колонисты. И я вместе с ними. Зимой с полюсов приходят спасительные дожди и ночами температура опускается до двенадцати градусов. Воду собирают во все емкости, моются как могут, стирают одежду. И пьют. Единственное время, когда дома может появиться суп или даже чай. Период, которого всегда с большим нетерпением ждут и который всегда так быстро заканчивается.

В прошлом с таким нетерпением мы ждали лета на холодной Джи-3457. Оно, как обычно, было коротким и далеко не всегда солнечным и теплым. Так и местная зима не всегда щедра на подарки. Последние два года дожди приходили на редкость скудные.

Я пыталась поначалу отсчитывать местные дни, но быстро запуталась, вот и веду отсчет по периодам года, так же как колонисты.

Почти все время провожу на жесткой циновке, сплетенной из местной сухой травы, что торчит клочьями на северных склонах холмов. Трава, как и все вокруг, окрашена в багряно-красный цвет. Некогда любимый, этот цвет отныне вызывает у меня неистовое отвращение. Если я когда-нибудь выберусь домой, безжалостно избавлюсь от того шикарного алого платья, припасенного для новогодней вечеринки в госпитале.

Только вот… если уж быть откровенной с собой, надежды вернуться домой или просто выжить все меньше. Стараюсь бодриться. Но от себя правды не спрячешь.

Местное белое солнце беспощадно. Хочешь отправиться в поселок, старые шахты или на склоны – терпеливо жди заката. Без острой необходимости ни одна живая душа не покинет свой дом в дневное время.

Сначала мне приходилось заставлять себя проводить время лежа из соображений экономии влаги, особенно пока солнце в зените. Теперь же почти не помню себя другой. Кажется, когда-то я была быстрой и активной. Физически не помню, как это, но очень хочу вспомнить. Но как долго я буду в состоянии этого хотеть? Что-то мне подсказывает, что скоро эта планета высосет не только мои соки, но и волю к жизни.

Сто семнадцатая. Планета-карьер Земной Коалиции. Почти без воды, какого-либо снабжения и связи с внешним миром. Горстка брошенных колонистов на выжженной поверхности. Без будущего, которое у них забрали.

Дай мне возможность, не раздумывая, я бы поменяла это место на холодный, сырой климат Джи-3457. Живя там, не понимала своего счастья. Работая в одном из лучших госпиталей, мечтала, как ближе к пенсии переберусь на одну из курортных планет и поселюсь в небольшом домике поближе к океану. Мысль работать там семейным врачом не вызывала отторжения, как в начале моей медицинской карьеры.

На сегодняшний день я бы отдала многое, только бы вернуться из этого палящего ада.

Только кто со мной заключит подобную сделку?

* * *

– Доктор Рай! – Слабый детский голосок нарушает тишину пещеры. Нет, то был не мираж.

Открыв глаза, утыкаюсь ими в каменный свод, служащий потолком моего жилища. С трудом поворачиваю голову и через пыльную, с рваными краями, штопаную ткань, закрывающую вход, вижу тощий силуэт.

Не сомневаюсь, теперь и я похожа на ходячий скелет. Всегда была поджарой. Но сейчас мне страшно смотреть на свои ставшие очень тонкими руки, ноги и сильно впалый живот, еще немного – и он встретится с позвоночником. Я могла бы стать пособием по расстройству пищевого поведения на занятиях по психологическому здоровью пациентов.

Оказавшись здесь, я стала воспринимать первый год практики, проведенный на челноках, шныряющих по Поясу астероидов, как подарок, а не наказание. Тогда мне, молодому амбициозному доктору, практика виделась полным издевательством. Разве для этого я училась в лучшей академии Земли? В тот год у бывалого корабельного врача я набралась опыта в лечении обыденных человеческих болячек, таких как понос или кинойская лихорадка. Иногда везло, и мне доверяли вырезать аппендикс или пришить пальцы не особо удачливому землекопу. Но в целом практика вызывала неприязнь. Пришлось принять ее как неизбежность. Тогда и мысли не возникало, что тот опыт позволит выжить в будущем.

Здесь, недалеко от меня, находится поселение колонистов. Их врач давно погиб, и я заняла его место.

Практически голыми руками помогаю бывшим преступникам и таким же, как я, случайно занесенным «везунчикам». По моим примерным подсчетам, поселенцев около ста двадцати, и это не только одинокие люди, но и целые семьи. В благодарность мне перепадает немного еды и еще меньше воды. Но я не жалуюсь. Без этого бы давным-давно была мертва.

Какие-то препараты и инструменты смогла вытащить со своего искореженного модуля, а что-то нашла в шкафчике предыдущего доктора. Шкафчик, не без помощи мужчин, я перетащила к себе в пещеру. Внутри на дверце прикреплена фотография улыбающейся женщины и двух девочек. Она поблекла и пожелтела, но у меня не поднялась рука убрать старый снимок. Говорят, это семья погибшего доктора, оставшаяся на родной планете, откуда его сослали для поддержания жизни колонистов, особо не заморачиваясь с медицинским оснащением. Как мне поведали, дока уже нет около десяти лет, а нового так и не прислали. Или, вернее будет, не сослали.

Тяжело отрываюсь от воспоминаний. Знаю, что меня не стали бы беспокоить по пустякам. Очень хочу умыться.

Сухую, похожую на пергамент кожу лица прячу под повязкой, она хоть немного защитит от горячих ветров и пыли. Отряхиваюсь и выхожу из своего убежища.

– Что случилось, Рин?

Худая девчонка, кутаясь в грязное тряпье, топчется на месте и, заикаясь от волнения, пытается рассказать, что произошло в поселке.

– Док-к-ктор Рай! Мой брат-т… – Голос ребенка срывается. И горькие слезы текут по впалым грязным щекам.

Бережно беру бедную девочку за плечи, присаживаюсь и заглядываю ей в глаза.

– Давай, Рин, соберись, мне нужно знать, что произошло, – ласково пытаюсь успокоить ребенка. – Детка, помоги мне.

– Мама зовет! Тим сломал ногу, и кровь повсюду. Что-то белое и острое торчит сквозь штанину! Пожалуйста, помогите! – Наконец у нее получается донести суть беды, и малышка срывается в плач.

Проклятье! Открытый перелом. Надеюсь, крупные сосуды не повреждены и нет мелких осколков. Придется латать почти вслепую. Портативный рентген-аппарат разбился с модулем.

– Поторопимся! Я сделаю что могу, Рин! – ободряюще улыбаюсь в ответ и на пару минут возвращаюсь в свою нору.

Быстро пытаюсь найти то, что поможет ребенку. Тревога болезненным комом собирается в груди. Тим –