— Разумѣется, лежа на боку, взять не откуда. А ты не лѣнись — ищи и найдешь.

Ушелъ странникъ. Христофоръ же размыслилъ:

— Невѣдомый человѣкъ этотъ научилъ меня умно. Неужели только и свѣта въ окнѣ, что нашъ уголокъ между горами и моремъ? Пойду-ка я — взгляну, какъ живутъ люди въ другихъ земляхъ.

И онъ сказалъ отцу и матери своимъ толстымъ голосомъ:

— Батюшка и матушка! Довольно я опивалъ и объѣдалъ васъ. Сослужите мнѣ послѣднюю службу: сшейте мнѣ хорошее платье и крѣпкіе сапоги, припасите желѣза, чтобы могъ я сковать себѣ острый мечъ, и благословите меня въ далекій путь. Я пойду искать того, кто сильнѣе всѣхъ на свѣтѣ.

Долго бродилъ Христофоръ по землѣ и, — какъ ноги у него были шагистыя, — забрелъ ужасно далеко: въ индѣйское царство.

Индѣйскій царь очень обрадовался, что пришелъ въ его столицу такой бравый великанъ.

— Я… говоритъ, какъ разъ тотъ самый человѣкъ, кого ты ищешь. Поступай ко мнѣ тѣлохранителемъ.

Христофоръ на это отвѣтилъ:

— Оно бы можно, да точно ли ты сильнѣе всѣхъ на свѣтѣ?

Индѣйскій царь даже разсмѣялся.

— Кто же сильнѣе меня? Мои владѣнія лежатъ отъ моря до моря, на востокъ и западъ земли. Въ войскѣ у меня милліонъ копіи. Когда мои лучники пускаютъ на вражью силу стрѣлы, то воздухъ меркнетъ, какъ подъ тучею. Хочешь заглянуть въ мои тюрьмы? Увидишь, сколько плѣнныхъ королей и принцевъ сидятъ въ нихъ на золотыхъ цѣпяхъ. А съ такимъ богатыремъ, какъ ты, я и весь свѣтъ завоюю, и всѣхъ другихъ владыкъ разсажу по тюрьмамъ.

— Ладно, согласился Христофоръ, — коли ты такой могучій, приказывай: буду слушаться.

Служитъ онъ у индѣйскаго царя и все воюетъ. Столько царствъ покорилъ, что для плѣнныхъ королей уже не хватило золотыхъ цѣпей. Стали ихъ ковать въ серебряныя, а потомъ и въ мѣдныя. Но однажды приказалъ индѣйскій царь Христофору идти воевать китайскаго царя. Христофоръ ушелъ. Тѣмъ временемъ, стакнулись между собою царь персидскій, царь армянскій, да царь эѳіопскій, нагрянули въ индѣйскую столицу и въ пухъ расколотили индѣйскаго царя… едва подоспѣлъ Христофоръ его выручить.

— Что-жъ ты оплошалъ? — сказалъ онъ индѣйскому царю. Хвасталъ, что сильнѣе всѣхъ на свѣтѣ, а тутъ и трусу отпраздновалъ? Скверно, братъ: неправдою живешь. Надулъ ты меня. Служа тебѣ, я понапрасну потерялъ трудъ и время. Прощай, не поминай лихомъ, а я пойду искать себѣ, другаго господина.

Шагаетъ Христофоръ по пустынѣ. На встрѣчу ему дьяволъ.

— Здорово, богатырь! Что? все ищешь, кто сильнѣе всѣхъ на свѣтѣ? Нечего тебѣ далеко ходить: я какъ разъ тотъ, кто тебѣ надобенъ.

Христофоръ усомнился.

— Можетъ, хвастаешь? Похвалялся мнѣ тоже одинъ такой-то и обманулъ: только и былъ силенъ, покуда я помогалъ ему, а, чуть я оставилъ его одного, сейчасъ и вздули его три царя — персидскій, эѳіопскій и армянскій.

— Нѣтъ, сказалъ дьяволъ, я не хвастаю. Я такъ силенъ, что противъ меня не могутъ бороться не только земные цари, но и сама природа. Хочешь, — изъ тихой погоды я сдѣлаю сейчасъ бурю?

— А ну!

Дьяволъ свистнулъ, и по пустынѣ заходилъ песчаный ураганъ. Зги не видать. Вѣтеръ воетъ, крутитъ тяжелые смерчи, небо стало мѣдное и слилось съ землею. Христофору это показалось было сперва любопытно, да вспомнилъ онъ, что въ степи не одни они съ дьяволомъ, а и караваны ходятъ, и кочевья раскинуты, и пожалѣлъ людей.

— Довольно! — запросилъ онъ, — а то много народа перепортишь. Вѣрю теперь, что ты всѣхъ сильнѣе. Но зачѣмъ ты такой скверный?

— Чѣмъ я скверный?

— Морда у тебя черная… рога, хвостъ, копыта… нехорошо!

— Ты ничего не понимаешь, а мнѣ безъ того нельзя. Можетъ быть, въ томъ-то и вся моя сила.

Очень не нравился Христофору дьяволъ, однако — «не давши слово, крѣпись, а давши слово, держись»: пошелъ служить къ тому, кто всѣхъ сильнѣе на свѣтѣ.

Ведутъ они съ дьяволомъ компанію и оба другъ другомъ недовольны. Дьяволъ злится, что, — какую мерзость людямъ ни прикажетъ онъ сдѣлать, — Христофоръ, по жалостливости и по добротѣ своей, непремѣнно испортитъ его затѣю. А Христофоръ попрекаетъ дьявола:

— Такой ты могучій, а ничего не хочешь дѣлать для другихъ, кромѣ самаго вреднаго!

— Дуракъ — озлобится дьяволъ, — въ томъ-то и есть сила, чтобы имѣть власть на всякое зло, какое задумалъ.

— Врядъ ли такъ: — споритъ Христофоръ, — потому что я чувствую по себѣ: будь я сильнѣе всѣхъ на свѣтѣ, ни за что бы никому не дѣлалъ зла, а всѣмъ одно добро.

Скитались они, скитались, — пришли въ страну христіанскую. Хлынулъ дождь — страшный ливень. А при дорогѣ — пещера, въ пещерѣ — часовня, въ часовнѣ — алтарь, на алтарѣ — крестъ. Христофоръ вошелъ въ пещеру и зоветъ нечистаго:

— Ступай сюда. Здѣсь сухо.

Дьяволъ мнется.

— Нѣтъ… зачѣмъ-же? Я ужъ лучше тутъ пережду.

— Гдѣ тамъ лучше, когда подъ дождемъ?… Право, иди.

А дьявола уже здорово промочило. И остановить дождя онъ не властенъ, потому что — страна христіанская. А Христофоръ все уговариваетъ его: иди, да иди въ часовню; что мокнуть на дождѣ? Долго отнѣкивался нечистый — наконецъ проговорился.

— Я бы и радъ войти, но вонъ этотъ крестъ меня не пускаетъ.

Христофоръ изумился.

— Какъ же такъ? Стало быть, онъ сильнѣе тебя?

— Не то, что сильнѣе, а… непріятенъ онъ мнѣ… тамъ, гдѣ онъ, я дышать не могу.

— Вотъ оно что; — сказалъ Христофоръ. Таковъ-то ты, братъ? Теперь я тебя раскусилъ: ты обманщикъ не хуже индѣйскаго царя… Не хочу больше тебѣ служить! Пошелъ прочь, пока не обломалъ тебѣ роги!

Остался Христофоръ одинъ въ пещерѣ. Въ скорости заходить въ часовню нищій и — тоже укрыться отъ дождя. Разговорились. Христофоръ разсказалъ нищему, какъ дьяволъ струсилъ креста.

— Мудренаго нѣту, — возразилъ нищій. Нечистая сила всегда бѣгаетъ отъ Распятія.

— Почему?

— Потому что на немъ изображенъ Іиcycъ Христосъ. побѣдитель всякаго зла. Отъ Него — все добро въ мipѣ.

— Вотъ это хорошо! Это по мнѣ! радостно воскликнулъ Христофоръ. Такого-то господина я и ищу для себя. Я хочу служить Христу — и никому больше. Укажи мнѣ, гдѣ Онъ живетъ: я пойду къ Нему.

— Ну, любезный, добраться до Него не легко: Онъ живетъ на небѣ.

— Я пойду на небо, сказалъ Христофоръ и зашагалъ на западъ — туда, гдѣ заходящее солнце пряталось за горизонтъ.

— Только бы добраться мнѣ до этой черты, а ужъ оттуда до неба