Шрифт:
Закладка:
Из открытой двери повеяло теплом, слабым запахом дыма и мыла. Аделина вошла в прихожую, где умещались только вешалка и тумба для обуви, и стала раздеваться. Не успела она расстегнуть куртку-непромокашку, как мужское пальто из добротного твида слетело с крючка и помогло ее снять. Тут же из глубины дома притопали одна за другой мягкие тапки, и Аделина с наслаждением погрузила в них ноги. Но куда большей негой оказался таз горячей воды, который поджидал ее перед креслом у камина, где уютно потрескивал огонь.
– В самом деле, Грегор! – изумилась Аделина, зайдя в гостиную. – Как ты опять подгадал мой приход? Сомневаюсь, что ты топишь регулярно. Еще не так холодно, чтобы беспокоиться за трубы, да и у тебя вряд ли неиссякаемый запас дров. Разве что старые ветки, которые ты спилил по весне, когда делал обрезку сада. Неужели тебе видно отсюда, как я спускаюсь с холма? Или это Проводник тебя предупредил?
Она не ждала ответа, по крайней мере, прямо сейчас. Грегор все-таки был домом и, хотя мог в его пределах довольно многое – например, вселяться в любую вещь и использовать ее – к сожалению, не обладал голосом. Так что он молча подоткнул под поясницу гостьи мягкую подушку и подкатил к ней круглый столик на колесах с фарфоровым кофейником, чашкой на блюдечке и связкой каменно-жестких сушек со сроком годности лучше-не-спрашивать.
В этом доме давно не было обычной заварки, поэтому чай оказался с малиной, судя по цвету и вкусу, и с листьями смородины, судя по запаху.
– О-о-о, – протянула Аделина, сделав глоток и закрыв глаза от удовольствия. – Я мечтала об этом целых два года, мой дорогой. У тебя самый вкусный чай из всех, что я пила! Благодаря тебе я почти не тоскую по кофе… Хотя, судя по твоей коллекции кофейников, ты бы многое за него отдал. Ей-богу, я гостила у тебя столько раз, но не увидела на кухне ни одного заварочного чайника, зато кофейников сколько угодно. Ты, наверное, был знатный кофеман…
С правой стороны к Аделине подлетел табурет, на него опустилась печатная машинка с глянцевым синим корпусом. Грегор заправил в нее лист пожелтевшей бумаги и ответил:
«Но я всегда думал, что это чайники!»
Странница расхохоталась, да так сильно, что чуть не расплескала на себя чай, а на пол – горячую воду, в которой грела ноги.
– Ну ты даешь! – воскликнула она, утерев слезы с морщинок вокруг глаз. – Ты всегда такой честный! Это я люблю в тебе больше всего после твоей доброты. Слишком много я повидала людей, готовых завернуть гостя в целый кокон вранья, лишь бы не оконфузиться перед ним. А ты, значит, думал, что это чайники…
«Я не люблю кофе, – честно признался Грегор, – но для тебя варил бы его с удовольствием каждый день. Надо только найти где-нибудь зерен и смолоть…»
– Увы-увы, – меланхолично улыбнулась Аделина. – Теперь нам не видать зерен до тех пор, пока мы не запустим Ветродуй и не возобновим торговлю с южными островами. Если честно, я уже не помню вкус кофе. Когда я очнулась полвека назад, весь кофе в Хайзе был давно уже выпит предыдущими Странниками или испортился. Даже тот, что хранили в кудесничьих банках… И какао давно пропало, так что это грустный мир без горячего шоколада со сливками. Я стала капризной в старости, не правда ли?
«Ты выглядишь расстроенной, – заметил Грегор. – И не торопишься с новостями. Должно быть, хороших нет?»
Аделина вздохнула, разглядывая его портрет на каминной полке. Когда она впервые попала сюда, ей было только семнадцать, и Грегор казался ей стариком, а сейчас у нее на голове седины было куда больше, чем у него. И чувств к нему тоже было намного больше, поэтому так не хотелось его разочаровывать.
– Ты угадал, хороших новостей у меня нет… Я говорю о ерунде, потому что боюсь заговорить о главном… Какие, в самом деле, кофейники и зерна, когда проклятье вот-вот станет необратимым… Осталось всего три месяца, мой дорогой. А я так и не нашла последнюю кнопку Ветродуя…
Аделина помассировала опухшие колени и помяла лодыжки. Ее ступни, распаренные водой, были розовыми, жилистыми и тонкими. Словно бы стоптанные годами путешествий, они напоминали плавники морского окуня.
– У тебя так уютно, – тихо сказала она. – Тут я чувствую себя как дома. Вот бы остаться здесь с тобой и подождать, когда придет Великий ветер и все снова станут свободными.
«Мой дом – это твой дом, – простучала печатная машинка. – Ты можешь остаться здесь, когда только захочешь».
Они повторяли этот диалог уже много раз, но сегодняшний был особенным. Потому что сегодня Аделина не собиралась уходить.
– Не мог бы ты подать мою сумку? – попросила она, чувствуя, что никакая сила сейчас не способна оторвать ее ноги от целебного тепла воды.
Грегор не мог вселиться в чужую вещь, поэтому сумку принесло его пальто, которое недавно помогало гостье снять верхнюю одежду. Сумка была сшита вручную из брезента и не слишком ловко – разновеликими частыми стежками. Но зато отличалась крепостью, имела уйму карманов, надежно закрывалась и не промокала. А еще у нее был удобный широкий ремень для носки через плечо и две лямки сзади, чтобы превращаться в рюкзак, если нужно.
Странница откинула клапан сумки, расстегнула ее и аккуратно извлекла из недр небольшую книгу в красивом, словно бы посеребренном переплете. Она выглядела совсем новой, но лет ей было в два раза больше, чем самой Аделине. Этот дневник изготовил один из первых Странников – кудесник Высшего круга. Созданная им бумага не поддавалась порче, не выцветала, не горела в огне и не впитывала влагу, а обложка не трескалась ни от сильной жары, ни от лютого мороза.
Аделина положила дневник себе на колени и произнесла:
– Натан, будьте так добры, уделите мне минуту.
Книга щелкнула серебряной застежкой. Это означало, что Натан слушает. Странница убрала седую прядь с обветренного лба, пожевала губу и еще долго собиралась с духом, глядя на то, как солнечный свет проникает в гостиную. За панорамными окнами стояли позолоченные им кусты физалиса с алыми фонариками плодов. Таяли бриллианты росы на траве. Блестели гладкие, сочные листья хост, что сбились пестрым
