Шрифт:
Закладка:
Самое важное при этом – поддерживать человека напротив в тонусе, не позволить ему впасть в полусонную апатию. Поначалу такое случалось несколько раз, и тогда Тимофей пожимал плечами и говорил: ничего не получилось. Но позже он научился контролировать «область тишины» и ее настроение – в том самом нужном напряжении, которое будет длиться ровно столько, сколько нужно.
«Как у тебя это получается?» – спрашивали коллеги восхищенно.
«Я не знаю», – отвечал он.
«Ох и неисповедимы же пути Тимофея!» – шутили ему вслед по-доброму, потому что для полицейского участка он давно стал своим ангелом-хранителем: никому не понятен, по сути своей невидим, но с ним хорошо и спокойно.
И вот сейчас – подозреваемая. Или убийца. Во взгляде этой молодой женщины он увидел пустоту, а именно в глаза он смотрел в первую очередь. Потом обращал внимание на движения. И только затем принимался за свой главный инструмент дознания – наблюдать за молчанием.
Она держала руки на коленях, а он листал лежавшие перед ним бумаги.
Ей уже задавали вопросы, и она на них отвечала. Теперь его очередь спрашивать.
(«Тимофей, это девушка погибшего художника. Алиса Григоренко, – сказали ему. – Возможно, было самоубийство. Наглотался таблеток. Мы должны удостовериться».
«Хорошо», – ответил он.)
Пустота ее глаз – и его любовь к беззвучию.
Однако ее молчание не имело тональности. Она ни разу не шевельнулась за тридцать минут и ровно дышала. И вокруг нее не происходило никаких вибраций. Ничего такого, за что можно было бы зацепиться.
Поэтому, когда он снова поднял на нее глаза, то впервые за долгое время ощутил себя водителем, у которого на смартфоне из-за севшей аккумуляторной батарейки перестал работать навигатор, а перед глазами десяток развилок и эстакад. Одна ведет на север, другая на юг, а третья вообще уходит под землю и петляет там неизвестно сколько.
Тимофей и Варвара сидят в небольшом кафе. Она не только написала ему открытку, но и пригласила вечером выпить кофе.
Молодая женщина. В ее работе тимофейских хитростей нет, все по общепринятой методике: факты, психологический портрет и так далее. Но она больше копается в виртуальном пространстве – яме, куда свалено все что ни попадя. Человек постепенно переселяется именно туда, в цифровой мир, и у таких, как Варвара, оказывается все больше работы.
Они из одного отделения и иногда помогают друг другу в делах. Тимофей и Варвара сотрудники полиции.
Варвара занимается делами, которые они сами называют «коротышки» – то, что легко раскрываемо, особенно с помощью всех новых технологий, которые позволяют отследить любое лицо в черте города и понять все его действия. О любом человеке можно узнать все, и такое время не когда-то наступит, а уже наступило. С развитием искусственного интеллекта дело пойдет еще быстрее. Варвара про это знает лучше всех.
Основное занятие для нее – исследовать в соцсетях аккаунты подозреваемых. Тут кроется главная загадка – как она, ненавидящая все лицемерное, находит силы на просторы Интернета? Там она сталкивается с такими сторонами людей, о которых он сам, Тимофей, мог бы только и сказать «нда» и выразительно пожать плечами.
Никаких ограничений по сбору информации у них нет, поскольку полиция имеет уникальные доступы, которые позволяют видеть даже удаленные посты. Или, правильнее сказать, Варвара имеет, поскольку сотрудничество с IT-корпорациями и несколькими очень сильными специалистами неофициальное. Варвара-невидимка – не только для своего мужа, но и для всех остальных. А ее любопытство и мастерство находить связи между неочевидными фактами помогли раскрыть не один десяток дел.
Она, как и Тимофей, всегда была чем-то вроде диковинки для коллег. Оба забавные, загадочные и, кажется, в личной жизни абсолютно несчастные.
– Как думаешь, мы с тобой несчастные? – спросил он ее однажды. И сам себе показался поэтом девятнадцатого века: смотрит на свою жизнь, задает вопросы, но больше – упивается всем, что в его жизни рождает дисгармонию.
Варвара взглянула на него, немного помолчала, глаза как будто потускнели, но губы произнесли:
– Тимофей, мы с тобой самые счастливые люди на свете.
Она рассмеялась и пошла к своему автомобилю – чтобы вернуться домой после ночной смены.
– Иногда кажется, что никакого дома у меня нет, – делится своими мыслями Варвара. – И мужа у меня нет, так тоже мне иногда кажется. Он мне сегодня сказал: «В твоей жизни есть все, но только не я». По-своему он прав, сейчас я сижу с тобой, а потом пойду не к нему, а в отделение полиции. Но он и ошибается: «всего» в моей жизни нет.
– Когда вы прекратите избегать друг друга? – спросил Тимофей.
Варвара горько усмехнулась, и это могло означать что угодно – в том числе и «никогда».
А свадьбу их отмечали всем участком: Варвара-краса наконец-то нашла избранника. Хотя на самом деле все было иначе, и это жених нашел ее. Хотя однажды признался, что сотрудников полиции никогда не любил. Но ее полюбил и пообещал, что будет с ней и в радости, и в скорбях, и для нее старался измениться к лучшему.
Но что делать с одиночеством? И как вести себя, когда оно становится привычкой?
Такие вопросы он задавал Варваре, когда она пропадала на несколько ночей подряд, а если и возвращалась, то под утро и усталая настолько, что ни об объятиях, ни еще о чем-то не могло быть и речи. Она была спящим человеком, а спящих лучше не будить.
– Ну а ты, – спросила Варвара, – молчал сегодня?
– Да, но, представляешь, это ни к чему не привело.
– Он оказался насквозь лжецом?
– Она. И то, что она лжет, я знаю. Но это знание ни о чем. Я ничего не почувствовал.
– Тогда откуда ты знаешь?
– Ну ты же знаешь, что твой муж ни в чем не виноват?
Варвара не сразу, но кивнула.
– Вот и я знаю.
– Но она не твоя жена.
– Она из тех людей, что даются свыше, даже если встречаешься с ними вот так, после преступления: ты – следователь, а она – якобы несчастная вдова. Ее и вдовой-то не назвать. Так, подруга.
Вскоре они расстались. Варвара пошла работать, он – тоже.
Иногда дни бывают долгими, иногда короткими. А иногда тянутся бесконечно, и ничто их не остановит.
Лицо Алисы Григоренко перед его лицом в переносном смысле, потому что сидит Тимофей дома в своем кресле. Рядом горит торшер, и обстановка может показаться уютной. Если бы не ее лицо.
Она же не настолько безрассудная, чтобы травить таблетками! Только безумная будет поступать, как она. Но и поймать ее он не может. Ни одной прямой улики, а только вполне закономерные вопросы:
– если она невиновна, то как утром поняла, что он мертв, если лежала с ним в одной постели;
– а если виновна, то почему провернула все именно так: если уж давать ему таблетки, то по полной, а доза, судя по отчету, была «на грани», могла убить, а могла и нет.
– почему никуда не исчезла;
– почему ничего не сделала с запиской?
А записка перед ним: «Среда, 11.00, галерея “Петровка”».
Это не просто мероприятие, а шаг в будущее: наконец-то художник Давид получает приглашение (это уже выяснено) на организацию выставки. Никаких затрат с его стороны, хорошая реклама, хороший процент с продаж (которые обязательно будут).
Зачем убивать себя, когда дела начинают идти в гору?
Однако на допросе Алиса не сломалась. Полчаса тишины с нею ничего не дали. Как будто она сама была беззвучием, при том что чем-чем, а тишиной-то она не была. В ней бушевала буря, с которой он, Тимофей, не смог найти точки соприкосновения. А значит… Значит, что-то тут не так.
Поэтому он надевает пальто, спускается вниз, садится в свою машину, потемневшую от времени (или от городской грязи?), и едет.
Дом Алисы, Живарев переулок.
Там же, где Глухарев переулок, а еще Грохольский переулок, 1-й Коптельский переулок и Астраханский переулок – сплошь переулки. Приятный район неподалеку от Садового кольца.
Александр Иванович. Пенсионер. Живет в городе Москве. Перед тем как выйти на прогулку, он любил сесть на диван и несколько минут провести в молчании.
Его жена говорила: «Ты изображаешь из себя старца». И на такие слова он сердился. «Какой же я старец, – упрекал он ее, – я муж твой». Словно быть хорошим супругом – это что-то приземленное.
У него был любимый серый плащ. Никто уже не помнит, когда тот появился – может быть, двадцать лет назад, а может, больше. Вещь – она и есть вещь, зачем о ней помнить что-то? В этом плаще он ходил и летом, и осенью, и даже ранней весной, когда солнце уже светит, но земля и воздух
