Лишь однажды оно остановилось и, подняв голову к луне, выплюнуло какое-то не то проклятье, не то ругательство, а потом разразилось хриплым каркающим смехом. Ворона, до этого момента мужественно державшаяся неподалёку, стремительно сорвалась с ветки и, тяжело взмахивая отсыревшими крыльями, скрылась в чаще. Существо посмотрело ей вслед, ощупало лицо, спрятанное под тёмными свалявшимися волосами, огляделось и, заметив неподалёку глянцевое окошко болотной воды, образовавшееся в зарослях осоки и рогоза, решительно направилось к нему.

Склонившись к импровизированному зеркалу, оно отвело с лица волосы, и чёрная водная гладь отразила череп, обтянутый сероватой, покрытой язвами кожей, провалившийся нос и жуткую яму рта. Видимо, существо, хоть и догадывалось, что выглядит не лучшим образом, не подозревало, что всё настолько плохо. Оно в ярости ударило по воде костлявой рукой и не то застонало, не то зарычало.

Впрочем, приступ отчаяния длился недолго, буквально через минуту существо выпрямилось и решительно двинулось дальше. Разве что движения стали чуть более резкими и дёргаными.

Как ни странно, оно прекрасно ориентировалось в лесной чаще и лишь пару раз замешкалось, выбирая между несколькими почти незаметными тропинками. Когда же лес поредел и впереди показалась кованая ограда, существо удовлетворённо рыкнуло и попробовало перебраться на территорию старой усадьбы. Но сил на то, чтобы без потерь преодолеть достаточно высокую ограду, у него явно не хватало. Не получилось и протиснуться между прутьями. Так что пришлось идти вдоль всё ещё прочных ржавых копий в поисках калитки.

Дверца обнаружилась достаточно скоро, и существо, не обращая внимания на обрадовавшийся новому визитёру ветер, прихрамывая, прошло по дорожке и поднялось на старое рассохшееся крыльцо с облупившейся краской. Подойдя к двери, оно принюхалось и сердито тряхнуло головой. Старые створки отворились с душераздирающим скрипом, особенно пронзительно прозвучавшим в полной тишине, царящей вокруг.

– Ну наконец-то, – в холодном голосе не было ни раздражения, ни насмешки, его обладатель просто констатировал, что та, кого он ждал, пришла. – Ты долго добиралась, Аглая.

– Твоими стараниями, – проскрипело существо, стоя посреди холла и глядя сквозь свисающие пряди грязных волос на притаившегося в тени мужчину, – отдай мне его, Герман.

– Разумеется, – отозвался тот, и на этот раз в его голосе отчётливо прозвучали нотки превосходства, – время вышло, оговоренные сто лет закончились, – тут он замолчал и взглянул на сверкнувшие на запястье часы, – ровно два часа назад.

С этими словами он неспешно вынул из нагрудного кармана изящный витой браслет, при виде которого та, которую он назвал Аглаей, прерывисто вздохнула и протянула вперёд костлявую руку.

– Да уж, – не торопясь отдавать ей браслет, проговорил Герман, – как-то это столетие далось тебе особенно трудно. Выглядишь отвратительно: эта ужасная грязь, рваные тряпки, кожа как у упырицы… Пожалуй, встреть я тебя в лесу, сначала выстрелил бы серебряной пулей, а потом уже стал бы разбираться, что к чему.

– Отдай. Мне. Его. – Аглая говорила медленно, явно сдерживая гнев и понимая, что все козыри пока на руках у мужчины. – Я в своём праве, Герман, и ты это знаешь. Я проиграла в прошлый раз и расплатилась сполна за свою ошибку. А издеваться над тем, кто слабее, – это не по-мужски как-то, не считаешь?

– А разве я издеваюсь? – бровь мужчины изогнулась в притворном удивлении. – Я просто озвучиваю свои впечатления от первой встречи после долгой… очень долгой разлуки.

– Просто верни то, что принадлежит мне по праву, – хрипло проговорила Аглая, не трогаясь с места, – у тебя было достаточно времени для того, чтобы насладиться победой.

С каждым словом её речь становилась всё более связной, словно близость заветного браслета давала ей дополнительные силы. Впрочем, не исключено, что именно так оно и было. Она опустила руку, которую протянула было в сторону по-прежнему стоящего в тени Германа, словно ей был невыносим этот унизительный жест.

– Разве я отказываюсь? – удивление в голосе мужчины было почти натуральным, но лицедейство явно не было его сильной стороной. – Возьми его, Аглая, он твой. За последнее столетие, которое ты столь бездарно провела в той лесной яме, куда я тебя заманил, моё мастерство вышло на принципиально новый уровень. Мне больше нет необходимости использовать примитивные артефакты. Но тебе, разумеется, без него не обойтись, особенно сейчас, когда ты на ногах-то еле стоишь, бедняжка.

– Не стоит увлекаться лживым сочувствием, – оборвала его монолог Аглая, – мы оба прекрасно знаем, что мир между нами невозможен. Да, я проиграла в прошлый раз. Но проигранное сражение, как сказал какой-то известный человек, не означает проигранную войну. Не забывай об этом, Герман.

– Ты всегда была неисправимой оптимисткой, – раздалось из сумрака, а затем мужчина сделал несколько шагов и остановился возле покрытого пылью стола. Он аккуратно положил браслет и снова отступил в темноту, лишь в чёрных глазах на миг сверкнули недобрые багровые искры, тут же исчезнув.

Аглая, которой явно хотелось броситься к столу и побыстрее схватить своё сокровище, смогла справиться с эмоциями и через холл прошла с поистине королевской невозмутимостью. Лишь в тот момент, когда её костлявая рука протянулась к браслету, она не выдержала, и последнее движение получилось слишком быстрым, торопливым, жадным.

Тонкие пальцы судорожно сжали витую безделушку, и с женщиной начали происходить невероятные вещи. Она словно сбрасывала старую, отслужившую свой век шкуру и рождалась заново.

Спутанные тёмные волосы прямо на глазах становились гуще, начинали сиять здоровьем и силой, закручиваться в кольца и вскоре превратились в роскошный водопад блестящих кудрей. Кожа вспыхнула миллионами искорок и побелела, избавившись от отвратительных трупных пятен и нездорового серого цвета. Аглая подняла руку и полюбовалась на безупречную изящную кисть, на тонкие пальцы с идеальными ногтями.

Лохмотья тоже претерпели кардинальные изменения: вместо с трудом опознаваемых обрывков платья возник элегантный брючный костюм, выгодно подчёркивающий великолепную фигуру женщины. Насыщенный алый цвет потрясающе гармонировал с белой кожей и волосами цвета воронова крыла.

– Наконец-то! – Аглая, не скрывая наслаждения, потянулась, словно заново привыкая к телу, к внешности. – Как же я соскучилась по себе настоящей!

– Да, выглядела ты так себе, – не стал спорить Герман, с откровенным удовольствием разглядывая женщину. – То, что мы враги, не мешает мне наслаждаться прекрасным, – пояснил он, заметив скептическую усмешку собеседницы. – Но время идёт, Аглая. Наступает новый круг нашей с тобой бесконечной игры, которая никогда не надоест ни тебе, ни мне, ибо нет ничего слаще, чем борьба за власть. Не правда ли?

– Не стану с тобой спорить, так как нет смысла отрицать очевидное, – роскошная брюнетка кивнула, с явным удовольствием тряхнув густыми кудрями, и негромко засмеялась. –