объяснялось отсутствие польских словарей в магазинах? У одного из прилавков интеллигентная женщина со следами внутренней трагедии на бледном измождённом лице предложила подождать несколько минут: она принесёт из дома, здесь неподалёку. И действительно, минут через десять она появилась со словарём.

– Он почти новый, – сказала она с явным страхом, что я некуплю.

– Этого хватит? – Я протянула ей пять долларов.

Её лицо отразило целую гамму чувств: страх, удивление, отчаяние, благодарность, желание получить предлагаемую сумму. Но её честность преодолела все эти чувства:

– Это же больше чем... в десять раз, – жалобно пропища-ла она.

Но я уже сунула ей свёрнутую вдвое купюру и медленно пошла, просматривая страницы, оглянулась, а она стояла в той же позе, удивлённо и обескуражено глядя мне вслед, зажав в руке магическую бумажку.

– Спасибо! – крикнула я.

Но она даже не пошевелилась... и не ответила, наверное, оценив это, как милостыню.

«Как трагична и унизительна бедность», – подумала я.

Кромешная темень рассекалась фарами встречных машин. Возникали, приближались и оставались позади ночные огни придорожных населённых пунктов. Кутаясь в шубку, я пыталась вздремнуть, но сон не приходил. Сзади слышалась любовная возня и пьяное хихиканье польской парочки, пахло спиртным, доносилось позвякиванье бутылочного стекла и плеск разливаемой жидкости.

«Нужно подумать о чём-нибудь приятном, сосредоточиться и уснуть».

Но ничего хорошего и приятного, я вспомнить не могла, напротив, в голову лезла в мельчайших подробностях грустная вереница последних событий.

Неожиданно для себя я всё-таки погрузилась в густую пелену тяжёлого сна.

Разбудил меня громкий пьяный смех, но уже серело беззвёздное небо. Автобус подъезжал к вокзалу польской столицы.

Чемодан казался тяжёлым, одеревеневшие ноги были непослушны.

«Warszawa Zachodnia» – ярко горели красные буквы. Часы показывали четыре часа утра. Два серьёзных молодых человека, похожие на бизнесменов, шли в направлении здания вокзала. Я побрела за ними.

Выброшенная в ментальный вакуум по собственной воле, я словно пыталась схватить последний глоток чистого воздуха – ведь они были моими единственными знакомыми в этой чужой стране, – я хотела незаметно «приклеиться» к ним, чтобы добраться до какой-нибудь приличной гостиницы, а потом... А вот о том, что будет потом, думать совсем не хотелось.

Они сидели на скамейке в глубине зала, что-то ели и оживлённо беседовали. Рассматривая витрины ещё закрытых освещённых торговых павильонов, я шла по направлению к ним, поравнявшись, попыталась сыграть удивление:

– Вы тоже спрятались от холода?

– Да, автобусы ещё не ходят, не стоять же на улице.

– А когда начнут ходить?

– В пять часов. Вам, какой нужен автобус?

– Я не знаю. Мне нужно в центр, в какой-нибудь прилич-ный отель, – пролепетала я неуверенно.

Они переглянулись. Один из них всё-таки решился предложить мне сесть рядом.

В зале было сонно и безлюдно, если не считать странную жавшуюся друг к другу пару, очень похожую на наших «бомжей». Они прошли мимо, обнявшись так крепко, словно боясь потеряться в трёхмерном реальном пространстве, называемом миром, обдавая нас волной резкого запаха алкоголя и ещё чего-то нечистого.

– Получилось недоразумение. Нас обычно встречают кол-леги, – этот был более приветлив и разговорчив, другой смотрел на меня косо и насупленно, как на конкурирующий элемент, нахально вторгшийся в его сферу влияния, – но мы приехали неожиданно.

– Вы тоже в гостиницу?

– Нет, мы обычно живем в замке. Коллеги из издательства,с которыми мы сотрудничаем, купили средневековый замок.

Я моментально представила большие каменные холодные залы мрачного, хранящего вековые тайны замка. Поёжилась: – Не страшно?

– Что вы имеете в виду?

– Ну, как что, средневековые замки хранят много тайн, аэти тайны, как известно, охраняются духами. Представьте себе, что дух какого-нибудь польского короля, явится вам в своём средневековом бархатном костюме и скажет леденящим шёпотом: «Вон отсюда, вассалы, это моя спальня!»

Они рассмеялись. Даже тот, другой, насупленный, слегка оттаял. Тонкая корочка льда постепенно превратилась в воду. Мы разговорились.

Яркие мигающие рекламы, освещённые витрины многочисленных ресторанов, кафе, магазинов притягивали взгляд, очаровывали и удивляли многообразием цветовой гаммы и смелого дизайна. С приближением рассвета гасли уличные фонари, Варшава просыпалась, рекламы блёкли в дневном свете.

– Это одна из центральных улиц, а вот «приличный» отель,который мы рекомендуем, – сказал один из них, ставя мой чемодан на землю. – Дальше вы сами.

И многозначительно добавил:

– У вас всё получится.

– Большое спасибо, – ответила я, – желаю удачи.

Помахав мне, они исчезли за углом, и я осталась одна в огромном городе чужой страны, с кожаным чемоданом в руке, посреди улицы, вдруг впервые ощутив лёгкий холодок страха, но быстро подавила его и, с трудом открыв неподатливые двери, робко вошла в вестибюль.

Глава 2

Моим домом временно стал одноместный номер в отеле «Полония» в самом центре Варшавы с унылым видом на хозяйственную часть двора. Лучи солнца, должно быть, не проникали сюда ни в одно из времён года. Это окно вечно оставалось в тени серых стен по обе стороны двора, создающих некое подобие коридора. Ни одна птица, замёрзнув, не прилетала погреться или почистить пёрышки, на виднеющийся кусочек рыжей черепичной кровли с вентиляционной трубой.

Эрих Мария Ремарк любил размещать героев своих романов – эмигрантов из разных стран – в отелях сомнительного класса. Им, беднягам, приходилось почти всю свою эмигрантскую жизнь прозябать в безвкусно обставленных апартаментах частных пансионов и гостиниц.

Представить себя одним из персонажей его книг мне не удавалось – образ получался размазанным: нет куража, отсутствуют стервозность и черты, характеризующие яркую личность.

Уезжая из дома, психически я была подготовлена на мытарства по белу свету. Я была готова считаться с издержками и неожиданностями, которые преподнесёт мне чужбина. Каковы они будут, я, естественно, не могла даже предположить, но, что будут, знала точно, словно уже когда-то в другой жизни пережила всё это, а сейчас только шла по своему же следу, ведомая больше Провидением, нежели здравым смыслом.

* * *

Если бы набраться смелости, отодвинуть оконные засовы и выпорхнуть наружу, насладиться безграничным простором, вкусить пьянящее чувство полёта и призрачное счастье свободы! Но, опершись о подоконник, я долго всматриваюсь в голубой клочок неба с лёгкими перистыми облаками, и мои мысли летят, как птицы, далеко... далеко...

И вот я уже в своей квартире, собираю вещи в дорожную сумку. В чёрный пластиковый мешок бросаю толстые, туго стянутые резинками, пачки русских рублей в купюрах высокой номинации.

Машина стоит – от дома рукой подать, но никто даже догадаться не должен, что я еду в далёкий путь. Сумку с вещами бросаю в багажник, на заднее сидение – шубу