Шрифт:
Закладка:
Моя задача как социального историка состоит в том, чтобы уделить внимание простому человеку, а не высшему политическому руководству. В этой книге рассказывается о многих обычных людях. Их надежды и страдания были основой для позитивных перемен весной 1989 года. И большинство из сотен или тысяч людей, погибших 3 и 4 июня, это простые жители Пекина. Моя книга – это попытка исправления искаженного взгляда, ставящего студентов во главу угла, а также объяснение отказа от обвинения жертв трагедии, которые могли бы предотвратить кровопролитие, но вместо этого стали ее причиной.
В 1989 году лидер КНР, 84-летний Дэн Сяопин, направил войска на площадь Тяньаньмэнь для разгона демонстрантов. Вопреки описаниям, изображающим лидера как нежелающего вводить военное положение, невольно вовлеченного участника событий, манипулируемого выигравшими фракционную битву сторонниками жесткой линии против реформаторов, совершенно ясно, что решение принимал непосредственно Дэн Сяопин. В студенческом движении он видел форму общественного протеста и считал, что оно должно быть подавлено силой. Благодаря богатому революционному прошлому Дэн Сяопин был в Китае решающей фигурой, ослушаться его было нельзя. Именно он манипулировал товарищами по партии, а не наоборот. Изначально многие высокопоставленные политики и военачальники не поддерживали введение военного положения в Пекине и применения военной силы на площади Тяньаньмэнь. Но как только Дэн выказал свое однозначное мнение, большинство присоединилось к нему, заверяя в своей лояльности и повторяя слова пожилого лидера.
Рассматривая трагедию в Пекине как историческое событие, я старался больше внимания уделять жертвам, называл имена убитых, виновных в расправе, опирался на свидетельства матерей участников протеста, чтобы узнать, кем были эти погибшие, где и как их застала смерть. Многие вышли на улицы Пекина не для сопротивления армии, а чтобы помочь другим, но они были расстреляны. Среди погибших – мирные жители, они пытались добраться до работы, купить продукты или прятались в собственных домах. Их смерть была бессмысленна. Даже сейчас с их близкими обращаются как с преступниками или диссидентами, об извинениях и компенсации со стороны государства речи нет.
Из-за цензуры КПК и сокрытии правдивых данных о том, что произошло в июне 1989 года, мы не знаем количества погибших в Пекине в начале июня. Их число – от 478 до 3000, где-то посередине, например 727 (данные, опубликованные инсайдером в 2012 году). Любая из этих цифр ужасна. Однако число жертв могло быть значительно выше. Известно, что более 200 тысяч солдат вошло в Пекин. В то время как две воинские части, в частности 38-я армейская группа и 15-я воздушно-десантная дивизия, стреляли в мирных жителей и обстреливали жилые дома, приближаясь к площади Тяньаньмэнь с запада и юга, другие солдаты – нерешительные, напуганные или не желающие расправы с мирными жителями – не стреляли. Расправа была страшной. Но было бы страшнее, если бы десятки других частей повели себя так же, как 38-я армейская группа и 15-я воздушно-десантная дивизия.
История 1989 года была бы не полной, если бы мы ограничились только событиями в Пекине и не рассказали бы о последовавших за ними долгих общенациональных репрессиях. До известных событий, то есть в марте 1989 года, Дэн Сяопин и премьер Ли Пэн ввели военное положение в Лхасе и сочли этот опыт успешным, поэтому несколько месяцев спустя рассматривали его как вариант военных действий в Пекине. В апреле и мае протестующие в каждой провинции и автономном районе Китая старались брать пример с пекинцев, а также напрямую влияли на события в столице – либо привлекая внимание лидеров КПК, либо приезжая в Пекин. После 4 июня сопротивление протестующих и насилие со стороны государства утихли на несколько месяцев.
Вспышки сопротивления шли параллельно возникшему во второй половине 1989 года официальному движению, направленному на наказание и зачистку людей, участвовавших в протестах. Люди реагировали так, как если бы их заставляли жить с опасным жестоким партнером: молчаливо выполняли указания, говорили заведомую ложь, защищая таким образом близких, и иногда противостояли унижениям. Эту динамику мы наблюдаем и сейчас. Пособники обидчика остаются во главе Китая благодаря решению Дэна использовать военную силу против гражданских лиц. Они замалчивают насилие, но при необходимости защищают его, говоря, что выбора у них не было.
К сожалению, сторонники Дэна усердно поработали над тем, чтобы научить родившихся после 1989 года молодых людей «забывать» прошлое, объясняя, что жертвы заслужили столь жестокое обращение и что для сохранения стабильности в Китае такие меры были необходимы.
Но в такой расправе необходимости не было и оправдать ее нельзя. Каждая часть этой книги завершается отдельной главой, посвященной альтернативному пути и важным поворотным моментам, которые китайцы обсуждали в стране в течение 1989 года и позднее. Поскольку их устремления были трагически раздавлены танками, многие выжившие до сих пор пытаются понять, что и как нужно было бы сделать, чтобы изменить ход истории. Этот вопрос напрямую отрицает циничную аргументацию необходимости и неизбежности убийства гражданских[2]. Он подчеркивает роль частного волеизъявления и случайности. Свобода воли означает, что отдельные лица и группы не были пешками – у них была сила изменить историю. Несмотря на то что нездоровая политическая система, характеризующаяся «политикой стариков», способствовала доминированию Дэн Сяопина над его коллегами [Chung 2019], миллионы людей восстали и сопротивлялись диктатуре Дэна. Их усилия нельзя стереть танками и оружием, использованными 3 июня.
Случайность означает, что каждое действие, выбор или событие зависело от бесчисленного множества других факторов. Например, несвоевременный отъезд генерального секретаря Чжао Цзыяна в Северную Корею 23 апреля 1989 года и прибытие советского лидера Михаила Горбачева в Пекин на саммит 15 мая 1989 года изначально не имели ничего общего с демократическим движением в Китае, но именно они сыграли значимую роль в описываемых событиях. Частные решения разных людей в совокупности привели к результатам, которые оказались шокирующими и не предопределенными.
Я стремлюсь рассмотреть описываемые события в максимально широком контексте, однако такой подход не является исчерпывающим. Отчасти это обусловлено объективной ограниченностью источниковой базы, а отчасти тем, что, выводя на первый план людей, места и события, которым ранее не уделялось внимания, я делаю сознательный выбор: не повторять того, что до меня было неоднократно описано. Например, движение пекинских студентов играет значимую роль в подготовке событий Четвертого июня, но я воздержусь от детального описания их дебатов или философии городской интеллигенции. Я также не останавливаюсь на частных символах или символизме в целом. Я не буду упоминать «сцену человека напротив танка» или посвящать более одного предложения статуе Богини демократии, – эти два символа больше говорят о воображении североамериканских и европейских наблюдателей, чем о том, что произошло в Китае в 1989 году[3]. Излишняя концентрация на фигуре неизвестного человека, который позволил сделать историческую фотографию, стоя перед танками 5 июня 1989 года, является оскорблением страданий тысяч раненых или стоящих против артиллерийских установок и танков НОАК, чье мужество не попало на камеры.
Иерархия китайского общества в 1989 году была патриархальной, сексистской, антикрестьянской и исповедующей идеологию превосходства ханьского этноса (это означает, что доминирующая этническая группа хань создала систему, которая относилась к «не-ханьцам», в том числе тибетцам и уйгурам, как к низшим группам). Рассказы о событиях Четвертого июня воспроизводят эту иерархию. Они придают слишком большое значение хань и игнорируют опыт сельских жителей, они рассматривают борьбу не ханьских народов за автономию как второстепенную. Они также преуменьшают значение участия и взглядов женщин,
