И Бруннер исторг из глубины своего могучего тела звуки, которые должны были, вероятно, обозначать смех – похоже было, что гранитные валуны катятся по каменистому склону.

Бромли только механически кивнул; выговорить хоть слово он был просто не в силах.

Соавтор чертов! Не иначе, как хитроумный злой дух двигал руками Брукнера, когда он – нимало не подозревая о том, что именно делает – совершил то, на что у Бромли самого не хватило фантазии: дополнил схему Бромли тем, что, собственно, и отличало ее от конструкции Хинда: ограничителем. И разгонное устройство превратилось в преобразователь знака материи.

Идиотизм какой-то!

Впрочем, Брукнеру знать этого вовсе не следовало...

– Да, – молвил Бромли, придя наконец в себя, – вы придумали это действительно в высшей степени остроумно.

– О да. Не правда ли? Что же – у вас остаются претензии ко мне? Или все улажено?

– Все в порядке. Никаких претензий. Теперь вы можете окончательно забыть обо всей этой истории – раз и навсегда. М-да. Так что вы скажете относительно сытного ужина?

– О да. Я скажу, что время давно назрело!

– В таком случае, приглашаю вас – только не знаю, где здесь можно прилично поесть.

– О да, можно! Я с удовольствием покажу вам.

Больше здесь делать было нечего.

* * *

Через полтора часа после того, как военный «Бахадур» стартовал с Симоны, унося физика назад, на Землю, в агентстве «Трансгалакта» на этой планете было принято секретное сообщение, зашифрованное личным кодом директора. Расшифровав, директор немедленно отрядил пятерых человек из обслуживающего персонала «Трансгалакта» на военный космодром и еще троих – туда, где, по полученным сведениям, жил и работал инженер-механик Брукнер.

Пятеро вернулись с пустыми руками, принеся лишь весть о том, что человек, которого им следовало разыскать и изолировать, успел уже покинуть планету.

Трое, посланные за Брукнером, не вернулись вообще.

Предусмотрительный Бромли (недаром же он столько времени общался с военными!) попросил коменданта космодрома отправить шеф-монтера домой с хорошей охраной. Речь шла, пояснил он, о сохранности военных секретов, к которым Бруннер оказался, как выяснилось, причастным.

Соответственно проинструктированная охрана без колебаний пустила в ход оружие, когда неизвестные открыли по охраняемому лицу огонь. К счастью, военные успели одеть его в пуле защитную и отражающую импульсы одежду. Из троих нападавших спастись не удалось ни одному.

Впрочем, история эта не получила огласки: когда рассвело, уже никто не смог бы сказать, что на окраинной улочке произошло что-то необычное. Не было ни тел, ни следов крови – ничего такого.

Инженер же Брукнер после этого исчез, растворился в пространстве, так что и охранявшие его военные не могли найти никаких следов.

Видимо, у монтажников и в самом деле имеются свои маленькие секреты.

Таким образом Симона могла продолжать – и продолжала – жить в полном спокойствии, как и подобает маленькому окраинному мирку.

Глава 7

БЫТИЕ

Пока большая часть подданных Орланы пыталась разыскать незнакомца – представителя какой-то внешней силы, Флор был занят совершенно другим делом – и, возможно, гораздо более важным, чем борьба за власть.

Он, как мы помним, пришел к физику Карачарову, чтобы просить помощи, так как убедился, что своими силами не может разобраться в том, какую роль в компьютерной системе корабля играл сверхштатный, как Флор назвал его, компьютер с программой, которую следовало назвать по меньшей мере странной. Быть может, обратиться за разъяснениями следовало бы к инженеру или штурману, или к ним обоим. Он и попытался сделать это; однако не смог найти никого из экипажа по причине, известной нам, но неведомой ему. Таким образом он и оказался в каюте Карачарова.

Встретили его не очень любезно. Физик был занят своими мыслями, достаточно серьезными; находясь в таком состоянии, он не то что не обрадовался гостю, но повел себя прямо-таки агрессивно И, уж во всяком случае, не так, как подобает воспитанному человеку, и к тому же известному (правда, вдалеке отсюда, да и давно это было) ученому.

– Ну, какого черта? – поинтересовался он, глядя даже не на вошедшего, а сквозь него – как бы разглядывая нечто, бесконечно отдаленное.

Он спросил именно так, а не как-нибудь повежливее, потому что и сердцем, и умом – одним словом, всем, кроме бренного тела, – он находился сейчас не в каюте, а в некоем виртуальном пространстве, в самом центре действия каких-то не вполне ему понятных сил и закономерностей, существовавших в их отношениях; постичь эти закономерности ему все еще не удавалось, потому что на такой глубине математика уже не срабатывала, дать результат могла скорее интуиция, а она, интуиция, не совсем уверенно протягивавшая свои гибкие щупальца сразу в нескольких направлениях, была пока еще настолько робка, что всякая, даже самая ничтожная помеха мгновенно отбрасывала физика еще дальше от вроде бы уже совсем близко маячившего решения. Вообще-то людям, одержимым идеей, прощалось и прощается и не такое.

Но, независимо от причин подобной грубости, любой нормальный человек, вернее всего, получив такое приветствие, поспешил бы ретироваться, бормоча под нос жалкие слова извинений.

Нормальный, да.

Однако Флор – во всяком случае, сейчас – был нормален ничуть не больше, чем сам Карачаров. Потому что и его обуяла идея, и ему требовалось как можно скорее разобраться в найденном, а главное – он обладал той же способностью, что и физик: пробиваться вперед вопреки обстоятельствам и назло им.

Конечно, он не мог позволить себе ответить на грубость чем-то подобным: у этого поколения грубить было не принято. И на «какого черта» он ответил хотя и сразу, но по-другому. Подойдя к столу, протянул физику капсулу с кристаллом, на который была переписана непонятная программа:

– А вот такого. Посмотрите.

Карачаров лишь проскользнул взглядом по капсуле; но на сей раз остановил его все-таки на Флоре, а не на бесконечно удаленном объекте.

– Ну, и что я увижу? Картину сотворения мира?

Ответ ему понравился, и он сам засмеялся.

– Я не знаю, что вы увидите. Если бы знал – не пришел бы.

– Что же – великая пустота в натуральную величину?

Флор все еще оставался серьезным.

– Напоминает программу для расчета локальных деформаций пространства. Но в чем-то не совпадает. Как-то не так не совпадает.

Теперь Карачаров посмотрел на парня уже осмысленно. В его глазах мелькнула искорка интереса.

– Ты что же – разбираешься? А где ты, собственно, взял формулу деформаций?

– В «Сигме», понятно. Да вы лучше посмотрите. Сами увидите.

Покачав головой, словно удивляясь напору