Три дня назад он искренне желал герцогу Алларэ всяческих несчастий и вообще почитал его правой рукой Противостоящего. Теперь же он, не до конца себя понимая и удивляясь самому себе, обнаружил, что в его жизни появился еще один важный человек. Уважаемый, нужный, тот, кому хочется служить и помогать во всем, не думая о себе. Обиды и глупые шутки Реми забылись, впрочем, с начала беспорядков он ни разу не позволил себе пошлых намеков и деланных заигрываний. В алларском герцоге словно уживались два человека: изнеженный манерный дурак и суровый решительный офицер. Второго Саннио уважал, первого вспоминал с легким отвращением.

Еще сутки безумия. Потом два свежих полка сумели переломить ситуацию. Город начал затихать. Те немногие зачинщики, которых не повесили, не зарубили и не сволокли в Галанну, тюрьму для простолюдинов, попрятались по домам. Их уже разыскивали. Допрашивали свидетелей и пострадавших, выслеживали логова погромщиков. Реми разбирался и с этим. Некоторых пленных он отпускал, других приказывал вешать. Примерно каждого двадцатого он отправлял в Галанну для более подробных допросов.

Последним происшествием стал взрыв на винном складе. Громыхнуло так, что наверняка увидели и в Керторе. Реми отправил Саннио выяснить, что случилось, а когда тот вернулся с докладом, распорядился взять солдат, потушить пожар, разобрать завал и отправляться домой.

- Как - домой? - удивился юноша.

- Верхом, - усмехнулся Реми. - Все кончилось. С остальным справится новый комендант.

Саннио уже ехал к солдатам, когда герцог Алларэ окликнул его по имени.

- Вы молодец, сокровище! Я не пожалел, что взял вас с собой! - бросил Реми через плечо.

Юноша покраснел. Да что он такого, в сущности, делал? Путался под ногами и катался туда-сюда с приказами... Бернар тоже порой хвалил его вот так, на будущее, чтобы ободрить. Незаслуженная похвала не радовала, а казалась немного унизительной, словно все считали его ребенком.

Последствия взрыва были ужасны. Соседние склады попросту разметало на бревна, частью они загорелись. На месте винного склада образовалась огромная дымящаяся яма. Внизу, в подвалах, еще что-то взрывалось, громко ухало. То и дело поднимались языки пламени. Пожарная команда уже орудовала баграми, растаскивая полуразрушенные здания и засыпая тлеющие угли песком. Цепочка добровольных помощников из горожан передавала бадьи с водой. Юноша подозревал, что каждый третий еще пару ночей назад шатался по городу с совсем другими намерениями, но ветер переменился и теперь все эти люди пытались выслужиться перед законной властью. А может, он был не прав. Может быть, все они прятались от погромов и при первой же возможности пришли на помощь солдатам.

Саннио больше не знал, где правые, где виноватые, где притворившиеся милыми котятками вчерашние бандиты, где их невинные жертвы.

По дороге Саннио прислушивался к разговорам военных, что ехали вокруг. Двое солдат помоложе препирались с пожилым сержантом, который утверждал, что заварушка, конечно, была неприятная, но могло быть много, много хуже, и даже объяснял, что бы делал, реши он устроить в столице настоящий бунт. Пояснения сержанта звучали убедительно, даже слишком.

- Надеюсь, вас не услышат лишние уши, - подмигнул Саннио, и старый эллонец осекся, хмуро взглянув на порученца герцога Алларэ.

Из-под завалов выносили трупы. Все они были мародерами, но от этого вид скорченных обгоревших тел не делался менее отвратным и жутким: черные головешки, в которых едва угадывались очертания тел. Некоторые тела сплавились между собой в единую многорукую и многоногую массу. Те, кто вместе пытался проникнуть в здание склада, вместе и погибли.

Солдаты вытащили наполовину обгоревший женский труп. Юноша присмотрелся и понял, что она прижимает к груди не бутылку и не бочонок, а мертвого младенца. Безумная баба ломилась в склад, держа на руках младенца...

Юношу стошнило.

Отерев рукавом липкую зеленоватую слюну, он бросил поводья ближайшему зеваке и отправился помогать солдатам.

Как позже выяснилось - напрасно. Теперь запах горелого и воспоминание о мертвой женщине с младенцем прицепились к нему, наверное, навсегда.

Тень на потолке отвратительно напоминала обгорелый труп. Саннио застонал и перевернулся на живот, накрыв голову подушкой.

Письмо от отца свалилось неожиданно, хотя Фиор Ларэ ждал его каждый день на протяжении всей девятины святого Окберта. Началась вторая весенняя девятина, и господин управляющий поместьем вдруг поверил, что отец забыл про младшего сына и уже никогда не потребует его назад. Разумеется, глупое и наивное заблуждение было жестоко развенчано. Приказ пришел, и в нем значилось "немедленно, в час получения...".

Элграс, хорошо отдохнувший и успокоившийся, воспринял известие стоически. Мальчик только пожал плечами и как-то слишком по-взрослому сказал:

- Рано или поздно это должно было случиться.

- Да, - кивнул Фиор. - Надеюсь, за девятину твои прегрешения подзабылись...

- Это вряд ли, - тряхнул челкой принц. - Ладно, там посмотрим. Ты меня отвезешь?

- Разумеется!

Выехали под вечер - исполняя приказ, да и сумерки предвещали прекрасную ночь. Наконец-то пришла настоящая, непритворная весна. Не то жалкое копошение теплых ветерков и холодных ветров в небе над столицей, которое начинали восхвалять, устав за зиму от снега и вечно затянутого неба.

Небо было чистым. Словно кто-то небрежно расстелил от горизонта до горизонта идеально вычищенный плащ из черного бархата - ни пятна, ни пылинки. Ветер угнал тучи на запад, разогнал даже самые крошечные облачка. На деревьях уже появились вполне солидные листья. В воздухе стоял тонкий, пьянящий аромат пыльцы и смолистого сока, которым истекали недавно лопнувшие почки.

Деревья были высажены вдоль всей дороги, и шальной, кружащий голову почище любого вина запах сопровождал всадников до самой столицы. На рассвете он стал почти невыносим: должно быть, из-за предчувствия надвигающейся столичной вони. Поутру в Собре пахло первым выпеченным хлебом вперемешку с дерьмом из опорожняемых ночных горшков, и Фиор находил эту смесь непереносимой. Уж лучше честная вонь отхожего места, чем та же - но со сладким привкусом ванили и корицы.

Элграс веселился - Фиор упрямо отгонял от себя слово "напоследок", - от души. Своего коня он то посылал в галоп, то пускал шагом, давая жеребцу отдохнуть, как положено, но едва выждав положенный срок, вновь мчался по пустой ночной дороге. Эскорт из трех солдат и офицера, взятый управляющим в Эноре, мрачно ругался, но не спорил с господином. Ларэ же не считал нужным одергивать мальчика. Лошади отдыхают - и ладно.