Шрифт:
Закладка:
– Но чего-то не хватало. И однажды они догадались. Компьютер. В те годы технологии вошли в жизнь людей так плотно, что практически стали одной из новых форм существования. И так родилось священное многоликое Древо. Ветви его сухи, а корни длинны и тонки, как шнуры от компьютера. В нем объединилось все. Гены растений, животных, людей и компьютерные системы. Но все же главным элементом в Древе оставался человек. И так появились лики. Эти люди, наши Заветные, соединяются с Древом и передают ему все свои знания, всю свою память, делятся с ним своей мудростью. И когда первые лики стали разумом и голосом Древа, оно создало Пустошь.
У меня закружилась голова, а в ушах зазвенело.
– Этот лес стал смесью человеческого разума и природного, усиленного компьютером. Пустошь вступила в схватку с бушующим миром и обуздала его. Да, этот лес остался диким и наполненным остатками прошлого, созданиями, что породили войны, но она взяла их под свой контроль. Древо следит за лесом, оно и есть лес. Древо есть Пустошь, хотя оно и остается здесь. Его корни – это жизненная сила Пустоши, разум ликов – ее разум. И потому это наш священный и великий оберег. Корни Древа тянутся под морским дном и соединяются с главной Дорогой, первой дорогой Пустоши. А потому Древо ведает все и хранит покой всего мира! Лики вершат правосудие, так пусть восславится новая Заветная!
– Да восславится Заветная!
Я покачнулась, а в голове промелькнул детский стишок: «Встанешь на Дорогу, от взора не спастись, Пустошь будет видеть, Пустошь будет мстить». Мне казалось, что я погрузилась в глубокий странный сон. Перед глазами плыло, тошнота усиливалась, и я никак не могла осознать услышанное. Пустошь создали нарочно. И Древо убивает нас.
Я не помнила, как меня подняли на ноги, как меня снова напоили чем-то горьким, но не вызвавшим во мне никакого восторга. Как меня отвели в мою комнату и снова уложили на эту ненавистную кровать. Я с трудом держалась за мысль о Пустоши, мое дыхание замедлялось, и, в конце концов, глаза закрылись, и меня утащило в тяжелый сон.
***
Пение лилось и лилось. Звуки расходились по мраморной комнате, наполняя ее до самых краев, словно погружая нас всех в воду. Эхо звенело под потолком. Слова закручивались вихрем и спускались обратно, обволакивая меня.
Я не спала. Но словно бы и не бодрствовала. В томной полудреме я сидела в круглой каменной чаше, доверху наполненной обжигающе горячей зеленоватой водой. От нее поднимался густой душистый пар, расползаясь по всей комнате и смягчая очертания всех предметов. Пахло горькими травами и легким сладковатым цветочным ароматом. В воде плавали тонкие веточки и разноцветные лепестки.
Хрупкая рука осторожно прикрыла мне глаза, и голову обожгло горячей водой. Она полилась по волосам, плечам и шее, стекая отдельными тонкими струями по рукам и груди. Я выдохнула, медленно моргая. Пара вокруг стало больше. Мы словно плыли в облаке куда-то далеко от этой странной истерзанной земли.
Я не помнила, как меня привели сюда. Я чувствовала движение и чьи-то прикосновения, но никак не могла прийти в себя. Глаза слипались, голова отказывалась соображать, и я думала только о том, как хочется пить. Голода я не ощущала, но вот жажда иссушала все мое нутро.
Во рту снова было горько, возможно, меня в очередной раз вырвало. Тело было вялым и липким и мокрым от пота. Поэтому ванна сейчас казалась настоящим благословением небес.
Несколько девушек стояли рядом в воде, не обращая внимания на мокрую одежду, облепившую их тела, и омывали мое лицо, тело и волосы, бережно растирая кожу жесткими губками. Они не разговаривали, и только молитвенное пение одного голоса смешивалось с тихим плеском воды. Удивительно, но я не чувствовала смущения из-за своей наготы. Мне вдруг показалось это таким естественным. Меня раздевают, меня моют, меня готовят к священному делу…
Тонкий голосок где-то внутри меня пытался говорить что-то об изгнанниках, о рейтах и Пустоши. Пытался вернуться мыслями к ритуалу памяти и рассказанной там истории, но это был очень тихий и слабый голосок. Ему было трудно проползти через весь тот густой туман, что собрался у меня в голове, как пар в комнате. У меня не было сил, даже чтобы поднять руку, и далеко внутри это ощущение отзывалось зудящей тревогой. Но в остальном я ощущала томное спокойствие.
Пение стало чуть громче, и меня под руки вытащили из чаши. Зашумела вода, зелеными потоками стекая по моему телу. Меня завернули в шершавые красные полотенца и усадили на подушку. Кто-то осторожно опустил мою голову назад и принялся расчесывать волосы. Медленно, размеренно, будто у нас было все время мира. Ничего не хотелось, никуда не хотелось. Время стало несущественным, так что даже задумываться о нем не стоило.
Спустя тягучую вечность меня подняли и, сняв полотенце, стали обильно растирать ароматными горячими маслами. Растирать до тех пор, пока каждая капля не впиталась в кожу, а тело не стало красным и мягким. Потом мне долго промокали волосы полотенцами, но они все равно легли на плечи влажными прядями. В руках одной из девушек появилась баночка с белой густой жижей внутри. Взяв оттуда немного на ладонь, она принялась усердно втирать это в мои волосы. В воздухе запахло солью и морской водой.
Пение усилилось вновь. Мне показалось, что даже подсвечники задрожали от этого звука. Вокруг меня послышался шепот. Девушки едва заметно шевелили губами в такт молитвы, и казалось, что звук исходит вовсе не от них, а от теней, собравшихся по углам комнаты. Мне вдруг вспомнился Князь, и его облик возник под прикрытыми веками. Я вздрогнула, и в голове пронеслись слова из песни Джоанн. Почему это так важно?
Мне принесли новое струящееся платье. Конечно же, красное. Конечно же, с огромным острым вырезом, спускающимся до живота. И, конечно же, мне принесли новый плащ. Здесь не было застежки, не было капюшона и не было тайного кармашка, которое пришила Вэнди. Зато здесь были два глубоких кармана по бокам. Без особого любопытства я сунула руку в один из них и замерла, ощупывая находку. Маленький коробок. Я осторожно потянула за крышку и коснулась пальцами его нутра.
