Шрифт:
Закладка:
Она даже рассказала о неприятном инциденте с господином Платтом. Он преподавал биологию, но это не помешало ему проделать путь от строения насекомых до просветительской речи об опасности безлюдей. Он не называл их прямо, а заменял различными нелицеприятными определениями: «проклятые дома», «архитектурный мусор», «уличная оспа» и все в таком духе. Ученики сидели, затаив дыхание и изредка переглядываясь в недоумении, а господин Платт нес такую чушь, что Офелия не выдержала и громко заявила, что он берется рассуждать о вещах, совсем ему неведомых. В кабинете повисла напряженная пауза. Поражены были все: господин Платт, ученики и сама Офелия, не ожидавшая от себя такой дерзости.
– Отнюдь, – проскрипел он, метнув в нее испепеляющий взгляд. – Потрудитесь дослушать, прежде чем перебивать, милочка!
– Вы учитель биологии, – парировала Офелия. – Так рассуждайте о живых существах. Или вы тем самым признаете, что безлюди – тоже живые?
Маленькое остроносое лицо господина Платта побагровело. Несложно было догадаться, что за этим последует: ее попросту выгнали из класса. Обычно в ссылку за дверь отправляли отпетых хулиганов, – но даже те вскоре просились обратно. В отличие от них Офелия ушла с гордо поднятой головой, прихватив с собой вещи, поскольку не собиралась возвращаться на занятия, чтобы слушать глупые россказни под знаменем учительского авторитета.
– Кстати, – сказала она уже в дверях, – наш уважаемый господин Хоттон вскоре породнится с домографом, а он как раз управляет всем этим «архитектурным мусором». Вряд ли он согласится с вашим мнением. Если, конечно, узнает о нем.
Волна перешептываний прокатилась по кабинету, из которого Офелия ушла без сожаления. Шагая по коридору, она ощущала дрожь в коленях и смятение, возникшее после стычки с преподавателем. От былой смелости не осталось и следа.
– Тебя с урока выгнали? – вдруг спросил голос из ниоткуда.
От испуга она едва не выронила книги. Оглядевшись по сторонам, Офелия заметила мальчишку, который сидел на подоконнике, болтая ногами. Он был немногим старше ее самой и одет в школьную форму, только потерял пиджак и развязал атласный галстук, и тот расхлябанно висел на плечах, как шарф. Раньше этого мальчишку Офелия не встречала, но для новенького он казался слишком самоуверенным, даже нагловатым. Впрочем, среди воспитанников элитной школы находились и не такие экземпляры.
– Тебя выгнали? – повторил он и спрыгнул с подоконника. Звук от его ботинок эхом прокатился в пустом коридоре.
– Я и сама рада уйти. Не люблю кабинет биологии. Там скелет кролика под стеклом. – Она сморщила нос, выражая протест вопиющей жестокости. – А тебя откуда выгнали?
– Да я просто прогуливаю, – небрежно бросил он. – У вас есть что-нибудь скучнее истории города?
– Рассказы госпожи Уилкинсон о ее кошках. – Офелии иногда казалось, что вместо картографии в Хоттоне преподают разведение и дрессировку домашних питомцев.
Мальчишка засмеялся и решил, что теперь можно и познакомиться.
– Нильсон.
Имя звучало точь-в-точь как гудок автомобиля. Офелия тоже представилась, и в ответ он протянул ей руку, скрепив знакомство деловым пожатием, будто воображал себя солидным человеком.
– Ты не местный, – с подозрительным прищуром заметила Офелия. Признаться, ей очень хотелось встретить в школе приезжего; такого же, как она сама.
– Ты это по ладони прочитала? Гадалка?
– Никто из местных не признается, что история города – скукотища.
– Вон оно что, – усмехнулся Нильсон и растерянно почесал затылок. – Спасибо, я учту.
Офелия помнила их разговор дословно, но пересказывать его в письме не стала, ограничившись радостной новостью, что в Хоттоне у нее появился друг. Он тоже был новеньким, но пришел немного раньше. Они могли обсудить жителей Пьер-э-Металя, пошутить над их странными традициями и суевериями или засесть в библиотеке (Нильсон, на удивление, оказался увлеченным читателем, не найдя в Хоттоне развлечения интереснее).
Обретя одного друга, Офелия нажила немало завистниц. Среди ее ровесниц заводить дружбу с мальчишками было не принято, чтобы не превратиться в мишень для колкостей и сплетен. Мальчишки сторонились девчонок, сбиваясь в стаи пугливых рыбешек; а девчонки стремились общаться только с теми мальчишками, чьи портреты хранили под подушкой. Ну а им, двум новичкам в Хоттоне, куда важнее было держаться друг за друга без оглядки на глупых сверстников, высмеивавших то, к чему втайне стремились. Поэтому всякий раз, видя надменные лица завистниц, Офелия представляла, как бы их перекосило, расскажи она, что Дарт и Дес тоже были ее друзьями, а не посыльными на службе, как думали одноклассницы. Сами «посыльные» охотно поддерживали легенду: звали ее «госпожой Офелией» и на прощание отвешивали низкий поклон. Их шутки обернулись растущей завистью среди хоттонских девчонок, проигрывающих Офелии даже в сравнении посыльных. Их прислужники не задерживались надолго, не приносили сладостей и не позволяли себе шуток. В общем, были недостаточно хороши, чтобы утереть нос выскочке Гордер. Поэтому девчонки старательно выискивали вещи, в которых преуспели больше. Нашли. И стали глумиться над ее одеждой.
О таком, знала Офелия, писать нельзя. И все же, склонившись над исчерканным листом, она снова задумалась, не рассказать ли сестре о том, что ее беспокоило.
В Хоттоне Офелия чувствовала себя самозванкой. Ей хотелось быть честной и на жалящий вопрос о родителях с гордостью ответить, что ее отец – архитектор, а мама – мастерица, каких поискать. Но хоттонцы не поняли бы ничего. Все тут были детьми крупных дельцов, промышленников, начальников и золотых карманов…
Нет, не стоило сообщать сестре о неприятностях, иначе Флори, и без того переживая, что оставила ее в Хоттоне, точно сорвется и приедет. Офелия не хотела тревожить сестру понапрасну. А потому в ее письме, как в доброй сказке, все было хорошо. Главное, вовремя поставить точку, завершив повествование на самом счастливом моменте. Ведь так обычно поступают сказочники? Не врут о судьбе героев, а лишь удачно выбирают начало и финал истории.
На последних строчках Офелия уместила два сердечка с буквами «О» и «Ф». Потом просушила чернила, свернула листы и сложила их в зеленый почтовый конверт. Свободного времени оставалось не так много, поэтому, собираясь в почтовую каморку, она сразу прихватила сменную одежду для танцев.
В Хоттоне все дисциплины разделялись на утренние и вечерние. С утра, пока их разум был свеж и терпелив, им преподавали основные предметы: арифметику, языкознание, историю, градообразование, биологию с монологами о проклятых домах и картографию, где слово «кошки» звучало чаще, чем все географические названия, вместе взятые. Потом следовал долгий