Рид

– Я не стану это пить.

Я оглядел стакан с жидкостью, который предложила мне Лу. Стакан был грязным, жидкость – бурой. Мутной. Под стать ей оказались и вкрадчивый трактирщик, и растрепанные посетители, которые смеялись, танцевали и проливали пиво себе на рубашки. Вечером в Сен-Луаре проездом выступала актерская труппа, и после актеры собрались в местной таверне, а следом за ними подтянулись и зрители.

– Ой, брось. – Лу сунула виски мне под нос. Пахло оно отвратительно. – Тебе нужно расслабиться. Как и всем нам.

Я оттолкнул стакан, все еще злясь на себя. Я так стремился убедить остальных собрать союзников и сразиться с Морганой, что позволил своим жалким чувствам взять верх и даже не подумал о том, как именно все будет.

– Мы сюда не пить пришли, Люсида.

Мысль о том, чтобы покинуть Лу, рождала во мне безотчетный панический страх.

– Уж простите, господин Рауль, но вы сами предложили нам отправиться на разведку именно в таверну. Я, впрочем, совсем не жалуюсь.

Этот страх был безграничным, всеобъятным, и мне приходилось сдерживать его изо всех сил. Хотелось кричать. Хотелось вспылить. Но я даже дышать не мог.

Казалось, я иду ко дну. Ощущение точно такое же.

– Чтобы добыть нужные сведения, лучше места нет.

Стиснув зубы, я покосился на мадам Лабелль, Коко и Бо, которые сидели в другом конце комнаты в шумном кругу бродячих актеров. Как и мы с Лу, Бо скрывал лицо под капюшоном плаща. Никто не обращал на нас внимания. Наши наряды блекли рядом с цветастыми костюмами актеров.

– Нельзя…

Я потряс головой, не в силах собраться с мыслями. Чем ближе подступала полночь, тем беспокойней эти мысли становились. Тем мятежней. Я очень старался не смотреть на Лу. Когда я видел ее, страх обострялся, ножом вонзался мне в грудь, грозя рассечь меня надвое. Понизив голос, я пробормотал:

– Нельзя следовать плану мадам Лабелль, пока мы не оценим все обстоятельства. А алкоголь отлично развязывает язык.

– Неужели?

Лу наклонилась ближе, будто хотела поцеловать меня, и я отпрянул, чувствуя, как паника подступает к горлу комом тошноты. Слава богу, что я почти не видел лица Лу, а не то мог бы совершить какую-нибудь глупость – например, унести ее куда-нибудь в подсобку, подпереть дверь и целовать до тех пор, пока она не забудет о своем нелепом намерении меня оставить. Мне и без того приходилось изо всех сил держаться, лишь бы не сделать этого. Лу разочарованно отстранилась.

– Ах да. Я и забыла, что ты все еще ведешь себя как осел.

Теперь мне захотелось поцеловать ее по иной причине.

Ночь наконец наступила. Комнату освещал лишь огонь в камине. Мы сели как можно дальше от него, укрывшись в самой тени, но в тусклом свете пламени все равно виднелись объявления на двери. Их было два. На одном – набросок моего лица, на другом – лица Лу. Точно такие же висели и на деревенских улицах.

«Луиза ле Блан, подозреваемая в колдовстве, разыскивается живой или мертвой. Нашедшему полагается награда», – было написано на объявлении про Лу. Она посмеялась над ним, но смех прозвучал натянуто, и это слышали все.

А под моим лицом говорилось:

«Рид Диггори, подозреваемый в убийстве и преступном сговоре, разыскивается живым. Нашедшему полагается награда».

«Разыскивается живым». В свете моих преступлений это было по меньшей мере странно.

– Видишь? Надежда еще есть, – сказала тогда Лу, увидев объявление обо мне, и вполсилы ткнула меня локтем в бок. В минуту слабости я предложил ей все бросить и сбежать в ближайший порт. Над этим Лу смеяться не стала:

– Нет. На этой земле обитает мое колдовство.

– Ты ведь годы без него прожила.

– То была не жизнь, а выживание. И потом, кто я… – она махнула рукой, – без всего этого?

Как же безумно мне захотелось обнять ее. Но я лишь наклонился ближе – глаза в глаза, нос к носу – и яростно выпалил:

– Ты – всё.

– Даже если за портами ведьмы не следят, даже если каким-то чудом нам удастся сбежать, кто знает, как Моргана поступит с теми, кто останется. Да, мы выживем, но бросить на произвол судьбы остальных мы не можем. Разве не так?

Ответ тяжким грузом лег мне на сердце. Разумеется, не можем. Но Лу все равно с надеждой смотрела мне в глаза, будто ждала возражений. Заметив это, я ощутил, как внутри все сжалось. Если бы я настаивал дальше, согласилась бы Лу уйти? Отдала бы целое королевство на волю гнева Морганы, лишь чтобы мы смогли выжить?

Тихий, неприятный голосок в моих мыслях ответил на этот вопрос.

Однажды она уже сделала это.

Я со злостью отмахнулся от него.

Теперь же, когда Лу подалась ко мне, а ее капюшон грозил вот-вот соскользнуть, мои руки дрожали, и я едва сдерживался, чтобы не продолжить спор о побеге. Слишком скоро Лу предстояло уйти в лагерь крови. Я знал, что одна там она не останется, но меня рядом с ней не будет. Я не мог допустить подобного. Никак не мог. Уж точно не сейчас, когда и Моргана, и Огюст охотились на нее.

«Она сама может о себе позаботиться», – шепнул голосок.

Да, может. Но и я тоже могу позаботиться о ней.

А когда Лу со вздохом отстранилась, страх в моей душе разбавило сожаление. Она решила, что я отверг ее. Я видел, как она помрачнела у ручья, а затем снова – в лагере. Но я не отвергал ее. Я ее защищал.

Я всегда совершал глупости, когда меня касалась Лу.

– А что же ты, Антуан? – Лу сунула стакан Анселю. – Ты ведь не позволишь даме пить одной, правда?

– Конечно, не позволю. – Ансель со всей серьезностью огляделся по сторонам. – Но дамы я здесь что-то не наблюдаю. А ты?

Лу натужно хохотнула и вылила янтарную жидкость ему на голову.

– Перестань, – буркнул я, снова натянув на нее капюшон.

На короткий миг из-под него показались ее волосы. Лу их обстригла, но они все еще оставались поразительно белыми. И очень бросались в глаза. Цвет был необычным и весьма известным. Печально известным. Лу с ним стала неузнаваема, но ее могли принять за человека куда похуже. Даже она сама уже должна была заметить, как теперь похожа на мать.