Я не знаю, что сказать. И я боюсь, что если скажу, то Трэвис отстранится. Он снова отгородится, а я не хочу, чтобы это произошло.

Так что я тянусь к его руке, лежащей на покрывале. Я переплетаю наши пальцы и сжимаю.

Он не сжимает в ответ, но не отстраняется.

Я держу его за руку меньше минуты. Затем отпускаю и снова тянусь к конфетам.

Я не хочу, чтобы он отстранился, так что ищу возможность разрядить атмосферу.

— Когда ты был маленьким, они заставляли детей наряжаться в библейских персонажей для этих вечеринок?

— О да, — Трэвис снова кажется расслабленным. — Я каждый год наряжался пастухом, потому что можно было просто надеть халат.

Я беспомощно хихикаю от его сухого тона и мысленного образа.

— А ты? Кем ты наряжалась?

Я улыбаюсь в потолок и проглатываю Skittles перед тем, как ответить.

— В последний год я наряжалась как Есфирь. У моей бабушки была такая старинная… не знаю, что это было, то ли халат, то ли ночнушка, то ли еще что. Очень красивая и вычурная — зеленый бархат с золотой оторочкой и невероятной бисерной вышивкой. Она купила ее где-то в поездке, и я никогда не видела, чтобы она ее носила. Но мне это одеяние подходило, так что я носила ее с блестящей золотистой тканью на голове в качестве вуали. Я завивала волосы, подводила глаза черным и красила губы.

— Готов поспорить, ты была очень красивой.

— Я определенно так считала. Я так гордилась своим величием, — я тихо смеюсь, и мои глаза не отрываются от расслабленного лица Трэвиса. — Не знаю, чем думали мои бабушка и дедушка, позволяя мне наряжаться как Есфирь. Четырнадцатилетняя девчонка идет в церковь, нарядившись как женщина из гарема. Но она же упоминается в Библии, значит, все нормально.

Трэвис тоже смеется. Это настоящий смех. И он улыбается так, как я за ним еще не замечала.

Нам еще предстоит доесть конфеты.

И я счастлива.

В данный момент я счастлива.

***

Я просыпаюсь посреди ночи. Мне тепло и уютно, я окружена запахом Трэвиса.

Я немедленно понимаю, что произошло, еще даже не открыв глаза. Ложась спать, мы оба находились под одеялом, но на разных сторонах кровати. Но теперь я прижимаюсь к нему.

Во мне теплится смутная надежда, что это он перекатился ко мне, но открыв глаза, я понимаю, что все совсем не так. Мы на его стороне кровати. А значит, это я подползла, чтобы обниматься.

Он крепко спит, дышит размеренно и шумно. Волосы в его подмышке щекочут мой лоб.

Если он проснется и обнаружит, что мы вот так переплелись, ему не понравится. Я как можно осторожнее отстраняюсь.

Его рука крепче обнимает меня, и он мямлит что-то во сне.

Я лежу, пока он не расслабляется, затем снова пытаюсь отстраниться. На сей раз мне удается. Я откатываюсь на свою половину кровати и сворачиваюсь на боку, спиной к нему.

Тут не так тепло и уютно, но мне нужно оставаться здесь.

***

Когда я просыпаюсь в следующий раз, почти наступило утро, и мы снова обнимаемся.

Трэвис прижимается ко мне сзади, жесткие и горячие очертания его тела прильнули к моей груди.

Я открываю глаза и понимаю, что на сей раз мы на моей половине кровати, то есть, это он перекатился ко мне.

У меня есть всего несколько секунд, чтобы насладиться этим заключением, после чего я осознаю кое-что еще.

Трэвис тверд.

Очень тверд.

Его эрекция прижимается к моей заднице.

На нем те спортивные штаны, что я ему нашла, так что это не просто неудачно сгрудившиеся джинсы. Я чувствую его длину, прижимающуюся ко мне. На мне лишь тонкие эластичные леггинсы, так что я чувствую все.

Абсолютно все.

И мне это нравится.

Его очертания позади меня вынуждают меня сжать ноги от возбуждения.

Он одной рукой прижимает меня к себе. Его лицо прямо за моей головой. Его дыхание обдает мою шею сзади и ухо. Я чувствую его запах. Чувствую его.

Мое тело продолжает реагировать.

Трэвис слегка ерзает во сне, совершая легкий толчок навстречу моей попке.

Мне приходится подавить стон удовольствия от этих ощущений.

Мне нужно убраться от него. Я не могу позволить себе эти ощущения. Не тогда, когда он спит. Я очень аккуратно пытаюсь убрать руку, что прижимает меня к нему.

Он что-то бормочет и крепче стискивает меня, снова вжимаясь в мою задницу.

Мои щеки горят, дыхание делается неровным. Я так возбуждена, что между ног зарождается болезненное, пульсирующее ощущение.

Я думала, он чутко спит. Почему он не просыпается и не понимает, что делает?

Я понимаю, что это не всерьез. Это невольная физиологическая реакция во сне.

Но все равно. Он возбужден и прижимается ко мне. Мое тело не понимает разницы.

Я пытаюсь убрать его руку и скатиться с кровати, но он мне не дает. Он снова бурчит, и даже без слов похоже, что он ворчливо протестует из-за моих попыток отстраниться.

Я немного ерзаю, и он с низким стоном прижимает бедра к моему телу.

О Боже. Это так приятно.

И так неправильно.

Я снова пытаюсь подвинуть его руку, уже не так аккуратно, и все его тело напрягается. Я сразу же ощущаю разницу, и мне хватает ума закрыть глаза и расслабить тело.

Трэвис будет сгорать от стыда, проснувшись и поняв, что он делает.

И будет еще хуже, если он узнает, что я тоже проснулась.

Он замирает, не меняя позы. Я дышу медленно и глубоко, держу глаза закрытыми.

Затем его рука медленно отпускает мою талию. Он откатывается с приглушенным стоном. Мне не нравится, какими холодными ощущаются мои спина и задница, когда он не прижимается ко мне, но я ничего не могу поделать.

Я чувствую, как его вес смещается на матрасе, и слышу очередной тихий стон Трэвиса.

Я умираю от желания увидеть его лицо. Посмотреть, что он делает. Но я не осмеливаюсь повернуться.

С минуту я ничего не слышу. Затем раздаются его шаги по полу. Затем звук открывающейся двери.

Он не может выйти из комнаты. Вход все еще забаррикадирован комодом, который он туда подтащил. Но явно открылась какая-то дверь.

Ванная. Наверное, он вышел в ванную.

Он не может ею воспользоваться. Водопровод и канализация не работают.

Понятия не имею, что он там делает.

Я лежу совершенно неподвижно и слушаю.

И вскоре я слышу что-то