Шрифт:
Закладка:
Проснулся, когда автобус стоял на какой-то станции, и с изумлением увидел сидевшего через проход от меня майора Борина.
— Сергей Иванович, а вы как здесь оказались? — не скрывал я своего удивления.
— Да вот решил подъехать на службу, — уклончиво ответил Борин. — В связи с этой проверкой возникла срочная необходимость посмотреть кое-какие материалы в УВД и облпрокуратуре...
Автобус тронулся, вырулил на магистраль и сразу же набрал скорость. Борин пересел ко мне, тихо сказал:
— Обратите внимание на двух мужчин на заднем сиденье.
В стеклах кабины водителя отражался весь салон и хорошо были видны эти двое в темных плащах. Один, опустив на грудь голову, дремал, второй прислонился лбом к стеклу, смотрел на громадину какого-то завода с правой стороны, за густой цепочкой придорожных елок. Хорошо рассмотреть незнакомцев я не успел — водитель выключил в салоне свет.
— И кто же эти люди? — поинтересовался я у Борина.
— Ваш «хвост». Если я, конечно, не ошибся. Но то, что этот «хвост» есть, сомнений не возникает.
— Вот как! С чего вы взяли? — удивленно посмотрел я на своего соседа.
— Час назад, когда я был в дежурной части, позвонила какая-то женщина и сообщила буквально следующее: «Жизнь полковника Синичкина в опасности. Он поехал к прокурору области, это стало известно местной мафии, и не исключено, что она пустит за ним своих людей...» Я прихватил с собой оперуполномоченного Гаврилюка, и на машине мы догнали автобус. — Борин вытер платком лицо, со злостью сказал: — Зашевелились, гады! Видать, наступили вы им на больную мозоль. Чем-либо, если, конечно, это не секрет, уже располагаете?
— Не секрет, но пока нужно кое-что уточнить, перепроверить. Кстати, если уж едем вместе, то давайте сходим к прокурору области вдвоем.
— Я в вашем распоряжении, товарищ полковник, — кивнул Борин и спросил: — А что будем делать с этими типами?
— Ничего. Пусть себе едут. Только, думаю, зря вы всполошились. Не столь уж все серьезно, как вам показалось.
— Еще древние римляне утверждали, — улыбнулся Сергей Иванович, — что никакая осторожность не бывает излишней.
— То есть береженого и бог бережет, как любил говаривать один из моих начальников, и прежде чем принять какое-то решение, звонил руководству, в прокуратуру, в райком партии, райисполком — в зависимости от ведомственного уклона принимаемого решения, советовался, консультировался, заручался поддержкой. И все-таки был снят с должности именно за принятие необоснованных решений...
Кто же звонил в дежурную часть? Марина? Только она одна знала о моей поездке. Но откуда об этом стало известно моим противникам? Опять Марина? Ради чего она ведет такую игру?
Ответов на эти вопросы у меня не было. И настроение испортилось окончательно.
День третий
1
Сержант внутренней службы пропустил в следственную комнату невысокого, коренастого парня и осторожно закрыл за собою дверь.
— Садитесь, Ивановский, — кивнул я.
Парень хмуро посмотрел на меня из-под выступавших вперед бровных дуг, сел на стул. Некоторое время мы молча рассматривали друг друга. У Ивановского было смуглое квадратное лицо с низким лбом, крючковатым носом и выступающей вперед нижней челюстью.
«Типичный портрет грабителя-рецидивиста, — мысленно усмехнулся я. — Именно таким его и рисовал Ломброзо. Правда, там еще говорилось о толстых пальцах с обгрызенными ногтями. Но пальцы у Ивановского тонкие, женские...»
Он, видно, что-то прочитал на моем лице, нахмурился и отвел глаза. Молчание затягивалось. Я негромко сказал:
— Вот что, Сергей, мне необходимо поговорить о вашем деле. Я полковник милиции Синичкин.
Он скривился, как от зубной боли, с натугой ответил:
— Может, уже хватит терзать меня, товарищ... извините, гражданин полковник, а? Я признался в убийстве с целью ограбления. Прошел через суд, получил пять лет на размышление, почему дошел до жизни такой. Могли дать и больше, поэтому не стал даже кассационную жалобу подавать в коллегию по уголовным делам областного суда, да и сыт я по горло вашей юриспруденцией! Приговор вступил в законную силу. Жду с нетерпением отправки в колонию.
Да, эти месяцы не прошли для него даром. Мысли излагает как заправский юрист. Но все-таки его не сломали. Иначе откуда такое чувство собственного достоинства, напористость. Люди, покорившиеся обстоятельствам, ведут себя иначе.
— Не надо ершиться, Сергей. Я ведь вам только добра желаю.
— Все мне этого добра желали, — осклабился он. — И прокурор, и следователь, и судья. Потому и оказался тут...
— Значит, вину вы свою все же не признали...
— Какое это имеет сейчас значение? — вскинулся он. — Суд сказал свое веское слово. Так что поздно сейчас размахивать руками, мне уже ничто не поможет!
— Сергей, — я тоже повысил голос. — Мне нужно знать правду о том злополучном декабрьском вечере!
— Вся нужная вам правда в приговоре суда, — буркнул он, покосился на лежавшую на столе пачку «Орбиты», облизнул губы и сглотнул слюну. Я пододвинул к нему сигареты:
— Курите. И поймите: правда мне нужна прежде всего для решения вашей судьбы.
Он размял в пальцах сигарету, закурил. Несколько раз подряд затянулся, глухо сказал:
— Кого сейчас интересует моя судьба!
— Если бы не интересовала, я сюда бы не приехал, — жестко ответил я. Меня уже начинала раздражать его оборонная тактика. — Из-за вас погиб хороший человек, а вы тут упрямитесь!
— Из-за меня? — изумился Ивановский и уточнил: — Вы имеете в виду майора Благовещенского?
— Да, его. Он пытался вам помочь, но и сам застрял в этом болоте. А помогла его туда столкнуть ваша сестра Галина: она написала прокурору заявление о том, что для смягчения вашей участи дала Благовещенскому взятку.
Ивановский поперхнулся дымом. Откашлявшись, вытер рукавом куртки выступившие на глазах слезы, решительно заявил:
— Галка не давала ему денег!
— А вам это откуда известно? — осторожно спросил я.
— Известно, — уклончиво буркнул он. Поколебавшись, ответил: — Галка сама сказала.
— Сама сказала? — удивленно переспросил я. — Когда?
— Вчера. Она была у меня на свидании. От нее и узнал, что майор Благовещенский покончил с собой. Галка плакала, говорила, что взяла грех на душу...
«Так вот почему я не смог
