Люк отстранился и потряс головой, глядя на меня потемневшими глазами.

– Дела, – напомнила я ему со всей строгостью.

– Дела, – согласился он хрипло. – Пойдем в мой кабинет, детка, я хочу тебе кое-что показать. Приличное.

– Боги, – пробормотала я восхищенно, первой начав подниматься, – неужели лорд Дармоншир задумался о приличиях?

За спиной раздался короткий смешок.

– Скорее о том, чтобы беднягу Ирвинса не хватил удар.

Мы прошли на четвертый этаж, к кабинету Люка. Я держала его за руку, а он то и дело поглядывал на меня, на серьги в моих ушах – но тут же отводил взгляд, словно напоминая себе, что нет времени. И молчал.

– Я заинтригована, – призналась я, закрывая за собой дверь кабинета и прижимаясь к ней спиной. Люк, коротко поцеловав меня, поспешно направился к столу, и я не стала его дразнить. – Может, расскажешь, в чем дело?

– В том, что твой супруг – болван, – едко ответил он, доставая из ящика стола большой ключ. Покрутил его в пальцах, показывая мне.

– Бывает, – согласилась я с нежностью. – Но я все еще тебя не понимаю.

– Я давно должен был дать тебе доступ в фамильную сокровищницу. – Люк подошел к стальной двери в сейфовую комнату, расположенную в стене меж книжных полок, вставил ключ в замочную скважину, подождал, пока я подойду, и набрал код. – Война продлится неизвестно сколько, деньги обесцениваются, тебе как хозяйке Вейна понадобится золото.

Дверь распахнулась, открыв еще одну: тяжелую, старую, в небольших подпалинах, сколах, царапинах, но все равно монолитную и несокрушимую. На ней не было замочной скважины, но в центре находился запирающий артефакт: темный след, будто кто-то прислонил к дереву раскаленную железную руку.

– Сюда за время существования Вейна пытались проникнуть и воры, и нечистые на руку слуги, – говорил Люк, прикладывая к следу свою ладонь. Она на мгновение окуталась голубоватым свечением – и дверь открылась. За ней в сокровищнице вспыхнули огни, освещая многочисленные полки. – Но доступ может дать только глава дома. Дед дал мне его, когда мне исполнилось шестнадцать. – Он взял мою ладонь, приложил к двери, прошептал несколько слов на староинляндском, и я почувствовала, как дверь отозвалась холодком. – Заходи, Марина. Теперь ты всегда сможешь открыть ее.

Я с любопытством шагнула внутрь. Комната была не больше моей гостиной, но широкие полки у стен все были заставлены сундуками, ящичками, футлярами и мешочками с драгоценностями, а также подставками, на которых ожерелья, браслеты и прочие украшения висели просто так, гроздьями. Несколько сундуков стояли и на полу.

Люк наблюдал за мной, скрестив руки на груди и прислонившись плечом к двери. Я, усмехаясь его выдержке, открыла один из сундуков, невысокий – он был полон золотых монет, ходивших в Инляндии наравне с бумажными деньгами, – открыла второй, огромный, высотой со стол – он с горкой был наполнен мелким речным жемчугом.

– Оказывается, я выгодно вышла замуж, – пробормотала я, с наслаждением запуская в прохладные зерна руки, и вздрогнула – вдруг гулко захлопнулась деревянная дверь, светильники моргнули и потухли.

– Люк? – шепотом позвала я, поворачиваясь, – и не успела выдохнуть, когда в темноте он прижал меня к сундуку, и засмеялась, отвечая на терпкий, нетерпеливый поцелуй. – А как же дела? – поддразнила я, когда он скользнул губами к уху, к серьге с сапфиром.

– Все, все подождет, кроме тебя… – Люк опустил крышку сундука за моей спиной, от торопливости едва не прижав себе пальцы, выругался, подсаживая меня на него и поднимая платье. Темнота, его шумное дыхание, острые прикусывания кожи и нетерпение сделали свое дело, распалив и меня, и я забыла обо всем, что ждало нас снаружи, с жадностью отвечая на каждое движение, на каждый стон и вздох.

– Привести тебя к драгоценностям было изначально обреченной идеей, – проговорил он с хриплой иронией, когда мы пытались отдышаться, прижавшись друг к другу. Наша любовь в этот раз оказалась такой острой, горячей и быстрой, что у меня до сих пор бешено колотилось сердце и мелко подрагивало тело. Было так хорошо, что хотелось улыбаться и плакать одновременно.

– Отличной оказалось идеей, – возразила я расслабленно, целуя его в щеку. Глаза мужа, сияющие мягким белым светом, медленно тускнели.

Мы не спешили отпускать друг друга и обнимались там, в темноте, полной запахов старого дерева и нашей близости, прижимаясь друг к другу и прощаясь без слов поцелуями, ласками, прикосновениями. Он знал, что я буду ждать, я знала, что он сделает все, чтобы вернуться.

Люк улетел через час, успев пообщаться с Леймином по поводу нашей эвакуации на случай нового наступления врагов и поговорить с Энтери, написать письма для Таммингтона и Нории, попрощаться с леди Лоттой и Ритой. Мы провожали его с лужайки перед замком, и наши глаза были сухи – только когда свекровь крепко сжала его плечи и прошептала: «Только вернись, заклинаю, и сбереги брата», – я заморгала, останавливая слезы.

Он улетел, а мы постояли, глядя в небо, и тяжело побрели обратно к замку. Работать, жить и ждать.