Теперь я могу выходить в долину. Никто мне не помешает. Начала пробиваться трава – ну, или что-то похожее на то, что мне рассказывали о траве. Ранее мне не доводилось видеть травы. Зеленая тонкая соломинка тянется из влажной земли. В долине почти каждый день дождь, холодный, проливной. Земля от него даже почернела. Земля – я ложусь на нее. Рядом с рукой – клочки травы. Земля, которая не желает мне ни добра, ни зла. Мой коллега рассказывал, что записывающее устройство по-прежнему включено и все еще есть шанс, что вы дадите нам прослушать запись, когда мы вернемся. Я знаю, что, скорее всего, не вспомню о траве. Я знаю, что, возможно, больше никогда не увижу травы – тем более там, где я скоро проснусь и меня перезагрузят. Мне не доводилось слышать, чтобы там была трава. Есть ли шанс, если я сорву немного травы и зажму ее в кулаке? Шанса нет, ведь нам предоставят новые тела. И мое мертвое тело будет лежать здесь с зажатой в кулаке травой, пока я продолжу существование в другом месте.

Я здесь, чтобы сообщить: те из нас, кто еще остался, решили покинуть корабль и сойти в долину. С момента воздействия прошло семьдесят шесть часов, и нас теперь восемь. Поскольку биологическая ликвидация затронула всех и мы знаем, что скоро нас здесь не будет, нам хотелось бы остаться в долине, где земля начала покрываться цветами и деревьями и где несколько предметов были подняты растениями на поверхность и свободно лежат повсюду во влажной земле. Это объяснит отсутствие наших тел, когда корабль зайдет на базу. Мы понимаем: есть риск, что из-за этого решения нас не перезагрузят. Мы согласны. Это наше последнее слово.