непростительным, но брата, по крайней мере, можно понять. Боже, я себя ненавижу за то, что говорю это вслух, но, наверное, это действительно так? Разве ты не упоминал однажды, что… если мужчина не… ну, ты понимаешь… регулярно, то…

– Да, но это не дает ему позволения изменять. Они дали друг другу слово, и частью соглашения была верность. Стивен мог передернуть в душе, как и мои приятели.

Александр редко говорил с ней о сексе столь откровенно, и Анна не могла не почувствовать себя заинтригованной.

– И ты так делаешь? Когда меня нет поблизости?

– Анна, прекрати. Я не буду ничего с тобой обсуждать. А девушка будет последней дурой, если не бросит его. Как она сможет доверять ему снова?

– По-моему, она не бросит его, – ответила Анна, – ведь Лолли любит его. Не так, как это бывает обычно, но, похоже, она его любит… любит. Если б она не любила его, то вовсе бы не расстроилась. Она совершенно расклеилась. Я почти уверена, утром она простит его.

Александр, уже утомленный щекотливой темой, спросил Анну, в курсе ли она, что в Академии отменили завтрашние уроки. Анна почему-то притворилась, будто ничего и не ведает.

– Правда? Вот хорошо, я с ужасом думала, что придется завтра уезжать в Гринвич, а поезд отходит в семь часов две минуты, чтобы к девяти успеть на латынь. У вас тоже отменили занятия из-за метели?

Александр хохотнул.

– Нет, моя сладкая, в университете не отменяют занятий из-за погоды.

На мгновение Анна почувствовала себя глупо, но чувство это быстро исчезло, потому что откуда ей знать, как работает университет в метель? Не дожидаясь ее ответа, Александр переключился на очень скучную историю о своих занятиях по глобализации и частном управлении, и она позволила себе вернуться мыслями к раннему вечеру, к своей первой встрече с Графом Вронским.

Она слышала о нем раньше, но они точно не встречались до сего дня. И она много слышала о его матери, известной своей красотой, безупречным стилем и многочисленными браками. Миссис Женевьева Р., которая теперь носила фамилию нового мужа, поскольку недавно вышла замуж в четвертый раз, за генерального директора третьей из крупнейших фармацевтических компаний мира. Обычно общество свысока смотрело на многодетных женщин, но Женевьева была тем редким исключением, когда ее по-прежнему высоко ценили. Вероятно, это было связано с тем, что всякий раз она выходила замуж за еще более богатого и влиятельного человека, чем предыдущий муж. Ее фото часто мелькало на страницах «Вог» или в рубрике «Стиль» «Нью-Йорк таймс», и Анна узнала ее, едва сев в поезд.

У миссис Р. – лишь два сына, оба – от ее первого брака с мистером Вронским. Как и Анна, миссис Р. также имела выставочных собак, русских волкодавов. Она влюбилась в эту породу после знакомства с русским отцом Вронского.

Две женщины в поезде быстро нашли общий язык благодаря любви к крупным собакам с прискорбно малым сроком жизни. Первый ньюфаундленд Анны дожил лишь до девяти лет.

Она включила громкую связь, пока Александр стенал о том, как из-за локтя проиграл утреннюю партию в теннис, и посоветовала ему пойти провериться к ортопеду, пока набирала сообщение Магде, их экономке в Гринвиче, дабы сообщить о планах остаться в городе и попросить кого-нибудь завтра отправить сюда, в Нью-Йорк, ее собак.

Анна относилась к гигантским любимцам, словно к болонкам, и редко когда уезжала куда-либо без них. Эта роскошь была доступна ей потому лишь, что в семье имелись личные водители и частный самолет. Ну и потому, что ее отец души не чаял в единственной дочери.

Именно отец подарил ей первого щенка ньюфаундленда, когда ей было всего пять лет. Она увидела одного такого на картине в Музее Лондона и поверить не могла, когда папа ответил, что огромное создание, на которое она указала, это собака.

«Он похож на самую большую мягкую игрушку в магазине!» – радостно закричала она, что стало их личной шуткой. Всякий раз, как они заходили в магазин, чтобы купить самую большую и дорогую игрушку, какую могли найти, Анна повторяла: «Я хочу её». И поскольку отец потакал любым желаниям дочери, ее спальня в Гринвиче могла похвастать дюжиной мягких игрушек, выстроенных у стены, чтоб охранять ее сон.

Щенок оказался особенным подарком, врученным в качестве извинения за то, что отец пропустил празднование ее пятилетия, отправившись по делам в Азию. По дороге домой он задержался в Вермонте у лучших заводчиков ньюфаундлендов и выбрал десятинедельного щенка по кличке Дузи с чемпионской родословной.

Дузи быстро выросла. Гигантская черная собака стала постоянным спутником Анны, она сопровождала хозяйку даже в конюшне и сладко спала на сене, пока девочка после школы брала уроки верховой езды.

Дузи умерла несколько лет назад, и это разбило Анне сердце. Даже несмотря на то, что теперь у нее было два ньюфа, она еще не преодолела боль от потери собаки, вот, вероятно, почему столь остро отреагировала на гибель пса на Центральном вокзале.

– Анна? Анна, ты там? – нетерпеливый голос бойфренда вернул ее в реальность.

– Да, я здесь, – покорно ответила она. – Ты на «Аддералле»?[20] Знаешь, ты становишься раздражительным, когда принимаешь его слишком много.

Александр проигнорировал вопрос, а это значило, что она угадала. Но она слишком устала, чтобы спорить о том, как сильно во время учебы он полагается на стимуляторы. Он всегда повторял в свою защиту, что у него есть рецепт, и, в отличие от других студентов, никогда не покупал препарат нелегально.

– Уже поздно, ты, должно быть, устал. Тебе нужно поспать.

Он спросил:

– Ты планируешь остаться в городе из-за снега?

– Поскольку завтра занятий нет, я могу просто остаться на выходные, – ответила она, уже готовая отключиться.

Они нежно попрощались и пожелали друг другу спокойной ночи. Анна стояла одна в тишине спальни. Это была ее комната, однако она не ощущалась таковой, так редко Анна бывала тут. Родители были удивлены, когда в возрасте четырнадцати лет дочь заявила, что хочет поступить в Академию Гринвича, а не посещать выбранную ими частную школу на Манхэттене. Мать была против в основном потому, что у нее, кажется, началась мигрень, когда она выслушала Анну. Но отец поступил по-другому: Эдварда тронула эмоциональная мольба быть ближе к лошадям и собакам, и он сказал девочке, что они найдут способ это устроить.

Тогда, покинув комнату, Анна немного задержалась у двери, прислушиваясь, но первые слова ее матери оказались такими: «А ведь здесь твоя вина, Эдвард. Если б ты не потакал ее желаниям, она понимала