И ещё. Почему-то об этом не принято говорить публично, но в ответ на прямой вопрос инструктор по Общей доктрине сказал, что иногда, в редких случаях, перерождение не случается. Человек просто исчезает. И чем старше человек — тем больше шансов у него однажды не переродиться.

Моя кадетка находилась в Пятиуголье, главном городе русскоязычного сектора нашей части мира. Города тут были довольно унылыми, и напоминали огромные военные городки. А то и что похуже.

Индивидуальные жилища занимало только высшее командование и элита из учёных. Остальные жили в казармах — огромных помещениях с койками, разделенные блоками по пятьдесят или по сто мест.

Такая скученность поначалу казалась мне опасной — слишком много условий для возникновения и стремительного развития эпидемий. Но вскоре выяснилась ещё одна особенность этого мира. Тут не было инфекционных болезней. Совсем. Никаких. Возможно, потому что у микробов просто не было шансов продержаться в организме достаточно долго до очередной гибели носителя. Хотя это тоже не объясняет всех странностей — некоторые учёные и особенно ценные специалисты на производствах могли годами не появляться на передовой. Для них воинская обязанность официально замещалась трудовой.

При этом медицина тут присутствовала, но, в основном, занималась лечением ран, полученных в бою. Мне тоже показалось это странным: какой смысл в сложнейших операциях, если можно просто самоубиться и снова стать совершенно целым? Оказывается, дело было в важнейших постулатах морали нашей стороны. Прерывать жизнь можно только под непосредственной угрозой плена. Любой другой случай — жуткий грех, харам и непотребство. А ещё — прямая дорога на другую сторону.

По дороге к главному учебному корпусу я обычно заглядывал на спортплощадку — подтянуться пару раз, привести себя в тонус. Поначалу я надеялся завести какие-то знакомства, но напрасно: увидев мои знаки отличия, другие «новорожденные» норовили держаться от меня подальше. Странная реакция, на самом деле, ведь прямого запрета не было. Но про стратегическую разведку ходили самые дикие слухи — будто кого-то удавалось даже забрасывать на ту сторону. А сделать это можно было только доказав свою лояльность…

Было ли такое на самом деле я спрашивать не рисковал. Зачем заранее ставить перед собой сложноразрешимые проблемы? А пока приходилось утешать себя тем, что я найду способ вернуться в свой мир раньше, чем мне придётся делать что-то подобное внедрению. Для этого надо получить лишь чуть больше свободы, чем есть у кадетов.

На сегодня в плане занятий у меня стоял «Плановый инструктаж и получение вводных к практическому заданию № 35». Понятия не имею, что это за очередное задание. Кадетам никто не сообщает содержание программ подготовки до того, как они их проходят. Обычно практические задания — это стрельбы, поединки, прохождение штурмовых полос. Странно только, что в этот раз этот пункт был в плане единственным. Как правило, практика перемежалась с теорией.

Майор Геннадий (по понятным причинам фамилии-отчества в этом мире были не в ходу), инструктор по диверсионной подготовке, был сегодня необычно серьёзен. Когда я вошёл в аудиторию, он даже не поздоровался, хотя до этого всегда после уставного приветствия протягивал руку и улыбался. Мне это сразу не понравилось.

— Кадет Сергей, — сказал он скрипучим голосом, поднимаясь с деревянного стула.

— Я!

Он сделал паузу, внимательно поглядев мне в глаза.

— Скажите, вы сегодня хорошо выспались? — неожиданно спросил инструктор.

— Да… так точно! — ответил я, на секунду растерявшись.

— Очень хорошо. Предстоящая миссия рассчитана на сорок восемь часов.

— Есть…

Инструктор вздохнул.

— Чтобы вы знали. Я был против. Кадеты нашего направления не получают задания подобного уровня до прохождения итоговой аттестации на полигоне. Я не очень понимаю, чем могла быть…

В этот момент дверь в аудиторию открылась. Вошёл офицер, со скрытыми знаками отличия, как это принято в разведке. Судя по внешнему виду, мой ровесник — хотя в этом мире внешность не имела почти никакого значения. Мне сразу не понравились его глаза. Такие бывают у тех, кто проходил плен.

— Вы же видели результаты тестов, господин майор, — холодно сказал офицер, — наша цель — полное раскрытие потенциалов кадетов, не так ли?

— Он ведь только родился… — тихо возразил Геннадий.

— Понимаю ваши эмоции, — ответил офицер, хотя выражение его глаз прямо противоречило этому утверждению, — вы ведь недавно перешли в это отделение, верно?

— После двадцати циклов опыта преподавания в ведущем кадетском училище пехоты, — ответил Геннадий, чуть подняв подбородок.

— И вы, безусловно, лучший инструктор, — кивнул разведчик, — посмотрите на эту аудиторию, — неожиданно продолжил он, обращаясь к инструктору.

— Я её вижу ежедневно. Кроме недель, когда по ротации работаю на «передке», — ответил он.

— Сколько посадочных мест вы видите?

— Сорок. Стандартный взвод.

— Верно. А сколько кадетов присутствует на сегодняшнем занятии?

— Я всё понимаю про ресурсы, — вдохнул инструктор, — но это не значит, что мы не должны быть людьми. Понимаете?

— Поверьте, мы ими остаёмся, — кивнул разведчик, и добавил, уже обращаясь ко мне: — кадет Сергей!

— Я!

— Следуйте за мной. Инструктаж будете проходить в Управлении, — скомандовал офицер.

— Есть… — ответил я и в полной растерянности посмотрел на Геннадия; тот едва заметно пожал плечами.

Инструктаж в Управлении означал реальную боевую миссию. А ведь мне говорили в самом начале, что до этого ещё очень, очень далеко…