Перетянули, тут и Василиса подоспела, промыли рану и, наложив мазь, забинтовали. Тоже пока не до шитья, ещё раненые есть. Следующий, тоже в руку ранен. И тоже не страшно. Почти копия предыдущей раны. С этим тоже быстро справились. Последний горец остался. Ранен в грудь черкес. И рана колотая. Умудрился поляк его пырнуть. Хотя, чего удивляться, у поляков сабли гораздо прямее, чем у русских, не шашка ещё — середина на половину, уже можно и колоть. Вот и укололи Муссу. С этим возились долго, тщательно промывая рану. Не пузырится, значит, лёгкое не пробито. Наложила Василиса два шва, компресс с мазями сверху и забинтовали.

Брехт оглядел, поле боя. Пока они с Василисой полевой хирургией занимались, отряд на попе ровно не сидел. Часть народа, собирала разбежавшихся коней. Часть пеленала раненых поляков, остальные собирали оружие. Все при деле.

И ладно.

— Васька пошли шить теперь. — Четверо раненых легко и один убитый, с учётом того, что поляков было больше пяти десятков, нормальный исход. Махти жалко, шебутной был мужичок, вечно чего-то на тренировках придумывал, чтобы выделиться. Жалко.

А егеря молодцы, пока черкесы собирали коней и трофеи, они достали котёл из фургона, заготовленные на прошлом привале полешки, и уже разводили костёр. Правильно. Теперь тут надолго. Нужно оружие собрать. Посмотреть форму уланскую, по Польше же ехать, мало ли, пригодится. А ещё нужно допросить попавших в плен раненых поляков. Они же не сами по себе по лесам скачут, на караваны нападая. Где-то должен быть лагерь. Людям нужно есть и спать, а лошадям нужен овёс, где-то это всё находится. И это не должно быть сильно далеко.

Старшим у черкесов негласно Зубер Шогенцугов. Все ворки, не терпят старших среди своих, Брехту подчиняются, так он генерал и чужой, тут всё понятно. Но Зубер и возрастом постарше и первым в отряде оказался, так что пусть нехотя, но слушаются его.

— Зубер, посчитали убитых ляхов?

— Сорок два. Раненых тринадцать. — Так примерно Пётр Христианович и думал, за пять десятков. Серьёзный отряд они накрошили, много бы тут бед понаделал, партизаня, пока на него настоящую охоту не устроили. Да ещё не факт, что ущучили бы. Разбежались бы по одному через границу.

— Ну, пойдём, поспрошаем. Где-то лагерь у них должен быть. — Брехт с трудом с колен поднялся, адреналин схлынул и вялость в теле. Вроде бой-то всего пять минут, а то и меньше длился, а отходняк приличный.

Первым выбрали самого молодого, парнишка ещё безусый.

— Лагерь где? Проводишь, живым оставим. — Сначала по-русски спросил его Пётр Христианович. Головой мотает. По-французски спросил. Опять машет. По-немецки. Один чёрт башкой крутит. А если вот так. И Брехт ему леща серьёзного по затылку отвесил.

Обозвал быдлом и какашкой на мове. Много пленных и ни один не нужен в конце концов живым. Брехт его на ноги вздёрнул и крокодильский нож к подбородку приставил.

— Кто-нибудь покажет, где лагерь, или я его убью.

Молчат. Ну, ну. Брехт. На рукоять нажал, кровь заструилась.

— Не убивай, пан, сына, покажу лагерь, — вспрыгнул один из поляков и тут же назад упал. Нога ранена, только перетянута верёвкой.

— Марат. Давай сюда старинушку подтащи. — Ух ты, его там свои пинать начали.

— Зубер обезглавь парочку, которых сильно поранили. Пусть осознают, что не в игры играем.

Лихо это у горцев получается. Подхватили лежачего, поставили и пока он падал, чиркнули клинком по шее. Второго так же. Храбрые польские паны тут же сжались и примолкли. То-то, тут вам не там.

Событие двадцать первое

Если мы в угоду безопасности отдаём свободу — мы лишаемся и того и другого.

Вячеслав Мальцев

Коней собрали сорок три штуки. Ага, штуками — неправильно будет. Головы. Голов. Брехт их осмотрел. Ну, как же, с профессиональным интересом осмотрел. Он, однако, теперь один из главных в стране конезаводчиков. Всё думал, как ему новую породу лошадей назвать, ту которую выведет. Хорошо графу Орлову, у него и фамилия нормальная и деревня, где он породу свою выводит. Красиво же — Орловский рысак. А тут Витгенштейновский тяжеловоз. Тьфу. А по деревне. Опять же. Хреновая порода — это у Орлова по деревне Хреново. А у него чего? Студенцовая порода. Опять тьфу. Пока остановился на «Русская ломовая». Не немецкой же ломовой обозвать.

Осмотрел все сорок три головы, да и сорок три хвоста тоже осмотрел. Нет, ни одна из особей ничего привнести в его породу не сможет. Три вороных лошади были, ну и чё? Они в холке метр шестьдесят самая высокая, и ножки жиденькие и даже мохнатости нет на бабках. Тьфу снова. Остановился на чуть подольше только перед одним жеребцом. Кажется, такая окраска называется соловая? Почти белая грива и хвост, и светло-рыжий окрас шерсти. Точно — соловая. Соловый. Раз жеребец. В холке он был в районе метра семидесяти. Высокий, и ножки тоненькие и грудь широкая. Одним словом — порода чувствуется. Что если его скрестить с теми лимонными лошадками, что он привёз из Карабаха? Попробовать стоит. Роста он породе добавит и резвости тоже. Видно, что это рысак. А цвет. Конечно, ему далеко до того жёлтого яркого окраса армянских лошадок, а вдруг, если его с пятью — шестью кобылками повязать, то у одной или двух возобладает лимонный окрас. А стать от этого солового возьмёт жеребёнок. И грива белая. Сказка получится. Заверните.

Дальше оружие осмотрел Пётр Христианович. Ух, ты, одна сабля была аннинская, на чашке маленький красный крестик, служил кто-то в России или затрофеил. Поузнаём. И ещё одна сабля внимание привлекла. Она была страшно дорогая, гарда из золота с серебром, на ножнах тоже серебряные и золотые пластины, и каменья. Явно магнату какому принадлежала.

— Зубер, поспрашай пленных, чьё это оружие, — передал обе сабли Брехт Шогенцугову, а сам стал осматривать другое оружие. Пистолеты были обычные, Лепажами и не пахло. Было несколько кавалерийских ружей — карабинов, которые обычно тоже носят прицепленными к седлу. Ничего интересного.

Зато среди всякого другого оружия попались интересные вещи. Был морской кортик, почти такой, как у него. Синявинский разве чуть эффектнее выглядел, серебро в рукояти. Но адмиральский кортик Брехт не взял с собой. Реликвия. Пусть дома лежит. А вот тут сразу и замену ляхи предоставили. А второй штуковиной прямо притягивающей взгляд, был шестопёр. Старинная пафосная вещь. В коллекцию можно забрать. Чуть ржавый, но это дело поправимое.

В это время допрос Зубер окончил. Хозяева оружия, заинтересовавшего князя Витгенштейна,