каторгу, вперёд — в лабиринт Минотавра.

В лабиринт нас запустили всех сразу. Каждый должен был просто пройти туда и вернуться обратно. Никаких препятствий, у каждого клубок тонкой бечёвки в руках и завязанные глаза. Что тут началось! Никогда бы не подумал, что люди такие беспомощные кретины, если лишить их зрения. Зрители, которые наблюдали наши метания и хитросплетения верёвок, ржали с подхрюкиванием. В первую же секунду забега столкнулись первые двое. А через пять секунд в верёвках запутались все, кроме крайних. Те шли по стеночке и старались держаться подальше от воплей из середины. Это я потом увидел, как оно выглядит, когда в лабиринт запустили следующую партию арестантов. А пока сам искал, в чьей верёвке запутался и где потерял свою путеводную нить, очень хотел материться, но вместо этого ржал со всеми, потому что не ржать было невозможно. В итоге задание не выполнил никто, потому что крайних мы коллективной кучей малой поймали в свои сети намеренно. Ибо нефиг. Потом нам звонко шлёпнули очередную печать, прямо на лоб, воспользовавшись беспомощным положением и разрешили снять повязки с глаз. Пока мы выпутывались, проржались ещё раз. И не смогли отказать себе в удовольствии понаблюдать за мучениями других. На этом нам предложили пойти почитать просветительские газеты и стенды вдоль по коридору, пока не объявят общий сбор для напутствия от декана.

— Как впечатления? — спросил я Лёху, с которым мы попали в разные партии.

— Да нормуль. Смех продлевает жизнь. Считай, ещё немного омолодились.

— Это точно. Да и коллектив скрепляет.

— Прошу тишины, — показалась наша Ольга Асатовна. — Напутствие от декана исторического факультета. Кто ещё не знает — знакомьтесь — Константин Львович Нестеров, профессор, доктор исторических наук.

— Спасибо, Оленька. Дорогие ребята, сегодня вы прошли множество испытаний на крепость духа, ловкость и смекалку. Отныне вы можете смело называть себя историками. Главное — не уронить это гордое звание и…

Ба-бах! — шандарахнуло где-то в отдалении.

— Что это? — удивлённо обернулся декан.

В ответ все немного испуганно пожимали плечами.

— Сгущёнка! — дружно схватились мы с Лёхой за головы и помчались наверх.

Вся толпа рванула за нами. Зрелище кухни, забрызганной коричневыми кляксами, было незабываемым. Стена, потолок и отлетевшая в противоположный угол крышка с кастрюли были изгвазданы сгущёнкой.

Меня подтолкнули в спину, призывая посторониться. Судя по непрошибаемому напору, за нами собрался весь факультет во главе с деканом.

— Мда. Всякое бывало, — покачал головой Константин Львович. — Но такого завершения Геродота ещё не случалось. Как ваши фамилии, молодые люди?

— Шведов, Корытный, — назвались мы, ещё не понимая, нам сразу бошки поотшибают или как.

— Знакомые фамилии, — пристально всмотрелся он в наши лица. — Ах да, взрыв. Чувствую, вы войдёте в анналы истории.

Глава 8

Мы отмывали кухню до глубокой ночи. Конвоиры со швабрами, которые пришлось применить по прямому назначению, и мы с тряпками, которыми оттирали стены. Потолок и верх стен, побеленные известью, пришлось отскребать с мясом. В итоге, все были липкими и злыми друг на друга.

— Надо же, а, — в который раз завёл Лёха пластинку. — Сидели, ужинали, никого не трогали. Нет, надо было потащить нас на это дебильное сборище идиотов. Нет бы поинтересоваться, а что это у нас плитка включена? А может мы варим что-нибудь взрывчатое.

— А самим её выключить, прежде чем уходить, в голову не пришло?

— Ну ты глянь, вот наглость, — оглянулся друг, призывая меня в свидетели. — Мы — уходили. Безответственные какие — ушли на гульки и бросили включённую электроплиту.

— Надоел нудеть, — раздражённо буркнул напарник Костяна — бурятистый Вилен. — Бубубу, бубубу.

— Знаешь, что, — бросил Лёха тряпку. — Пойду-ка я спать, а вы старайтесь дальше.

— Э, куда собрался? — заступил ему дорогу Костян. — Тряпку в зубы и вперёд, ещё целый угол остался.

— Я сейчас этой тряпкой кое-кому физиономию протру, — пообещал Лёха, кровожадно глядя на противника.

— Ну попробуй.

— Вы ещё подеритесь, горячие финские парни, — встал я между ними. — Давайте-ка вы нам поможете угол отскоблить, а потом сменим воду и контрольный проход всех поверхностей сделаем. То, что вы отмыли, никуда не годится, смотри, всё липнет. — Я пошлёпал ногой по полу. Тапок безбожно лип.

Через полчаса мы наконец добились, чтобы по полу можно было ходить, не отрывая тапки на каждом шагу.

— Айда в душ. В таком виде спать не получится. Я весь липкий.

— Разбежались. Душ закрыт. Ночь на дворе, — сообщил Вилен.

— Тьфу, млин. Чё делать-то? Ну невозможно же так.

— Всему учить надо. Берёте тазы и идёте в стиралку, там можно плескаться.

— А у нас нет тазов.

— А стираете как?

— Да как-то так.

Не говорить же, что мы в прачечную носим свои шмотки. После полутора десятков лет с машинкой-автоматом переходить обратно на ручную стирку как-то некомильфо. Хотя мелочи всякие конечно приходилось ручками-ручками. Правда надо тазик купить.

— Ладно, по очереди мыться будем, берите мыло, поднимайтесь к нам на этаж.

Помыться в тазике было хоть каким-то выходом. Изгваздались мы с этой сгухой знатно. Одежда бог с ней, завтра займёмся, но помыться хотелось аж зудело.

Стиралка открыта всем ветрам, но мы поставили караул на случай, если кого нелёгкая принесёт. Пока Костян с Виленом плескались, мы стояли на карауле, потом поменялись местами.

Тазы оказались эмалированные, голубой и жёлтый, с веткой рябины на бортике. Точно, были такие когда-то. Но лучше бы они были пластиковые, шуму меньше.

— Ладно, бывайте, — попрощались парни, когда мы уходили на свой этаж. — Какая у вас комната?

— Четыреста третья.

— А, вы у двух Славиков. Мы в пятьсот десятой, если что.

Сна оставалось часа три.

Трезвон железных потрохов будильника раздался слишком рано. Вставать на пары очень не хотелось, но декан вчера недвусмысленно намекал, что хотел бы нас видеть у себя.

После вчерашнего в общаге царила какая-то разбитная атмосфера. Только и разговоров было о Геродоте. При виде нас людей начинало плющить. Девчонки украдкой хихикали, парни открыто ухмылялись и жали нам руки. Похоже, мы и правда попали в топ.

На факультете уже к третьей паре нас начали узнавать и описывать в лицах вчерашнее происшествие.

— Здорово, как ваше ничего? — пристроился к нам Костян в буфете.