Шрифт:
Закладка:
— Потому что вести беседу с вами буду не только я, господин Волков, — ответил инспектор.
Больше он ничего не стал пояснять, он вообще был не особо разговорчив.
На школьной станции нас ждал чёрный верхолёт с эмблемами стального бутона. Почему-то он напомнил мне катафалк. В салоне служебного тюремного транспорта я ожидал увидеть кого угодно, но только не того, кого увидел.
В одном из кресел, под конвоем трёх сотрудников «Железного Бутона», сидела Акулина Снегова. Злая и сосредоточенная. Одна её рука была пристёгнута широким наручником с соляными знаками к специальному держателю, а ноги скреплены цепью.
Увидев меня, девушка поджала губы.
Под её пристальным взглядом меня провели на другой ряд кресел, но краем глаза я всё равно видел, как она безотрывно смотрит на меня, будто ждёт, когда на моей голове вспыхнут волосы.
Поднявшись в воздух, машина устремилась в небо и быстро набрала нужную скорость для телепортации. В иллюминаторе мелькнули ночные огни города, свернули синие молнии, а уже в следующую секунду, после лёгкого толчка, машина полетела над землями Янамара.
За стеклом распростёрлись ночные поля, потом — бесконечное пустынное побережье и россыпь мелких островов.
И чем ближе мы подлетали к «Железному Бутону», тем больше во мне нарастало напряжение. Всё же я направлялся не просто на беседу, а на беседу в самую известную тюрьму Стокняжья.
А тут ещё и Акула глаз не сводит.
Получалось так, что именно мои действия привели к тому, что на почтенный Дом Снеговых пало подозрение в предательстве и связи с приграничными ниудами.
Так Акулина и пялилась на меня, пока я сам не повернул голову в её сторону и не уставился на девушку.
Она, конечно, ничего не сказала — разговаривать нам не разрешали — зато её зелёные глаза отразили странную эмоцию. То ли ненависть, то ли восторг, то ли смесь одного с другим.
Понятное дело. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, что сейчас мы летели в «Железный Бутон» совсем в разных статусах: она — как подозреваемая; а я — как свидетель.
Насмотревшись вдоволь, Акула наконец отвернулась и перестала прожигать меня взглядом. Но лично я никакой вины перед ней не ощущал.
Меня больше волновала не Акулина и даже не «Железный Бутон», а то, что я увидел в воспоминании. Отец и его слова, которым в детстве я не придал большого значения: «Я встретил тех, кто дал мне шанс избавить наш мир от проклятия».
Это он имсо проклятием назвал, или что-то иное? И кого он встретил?
«Я нашёл то, чего так долго искал, но мне нужно ещё немного времени, чтобы завершить свой эксперимент».
Что за эксперимент? Сколько времени он длился, и когда должен был завершиться?.. Столько вопросов рождали его слова, столько догадок, одна другой страшнее и невероятнее, но я знал, что всё равно найду ответы.
Через несколько минут в иллюминаторе показался «Железный Бутон», и мою голову тут же заняли совсем другие мысли. Теперь мне стало понятно, почему тюрьма так называется...
Книга 3. Эпизод 5.
По словам Мичи, это было самое жуткое место в Стокняжье.
С высоты предстали пять скалистых островов, расположенных по кругу.
На каждом острове высилось по башне, формой, напоминающей слегка изогнутый клинок. Это и был «Железный Бутон».
Издалека здания действительно напоминали лепестки ещё не распустившегося цветка, а острые крыши вспарывали тучи над морем. Лунный свет отражался в стальной обшивке и будто лоснился. Казалось, по стенам текут слёзы.
Служебный верхолёт приземлился на площадке у башни, что была ближе всех к побережью.
Пока охрана тюрьмы проверяла салон и досматривала мою одежду, Акулина опять уставилась на меня. Она будто хотела что-то сказать, но всё время останавливала себя.
Её, прямо в цепях на ногах и в наручниках, вывели из верхолёта.
Я вышел следом.
Мне не дали особо осмотреться. Взгляд скользнул только по высоким стенам вокруг здания и частоколу из копий с молниями, сверкающих в ночи. Дальше был коридор, а лучше сказать, туннель. Тоже стальной.
Зелёный свет ламп освещал лица охранников в чёрной форме с эмблемами «Железного Бутона» — символом стального цветка. Люди стояли по периметру с трубками-метателями заклинаний, мечами и щитами.
Это были Витязи и Стражи. Десятки магов.
Мне даже показалось, что их подбирали по росту, как для парада — настолько стройными и одинаковыми выглядели ряды охраны.
Нас вёл инспектор Суров, его фуражка маячила впереди. Затем шла Акулина в сопровождении конвоя из трёх человек, а в хвосте колонны — уже я. Меня сопровождали двое помощников Сурова.
Шли в гробовой тишине.
Ни звука.
Только порой ушей достигал шум волн, бьющихся об отвесные берега, или вой ветра. А порой — бряцанье цепей на ногах Акулины.
Пройдя пару коридоров-туннелей, с десяток лестниц и площадок, мы остановились в большом зале с колоннами. Отсюда нам предстояло подняться на лифте, которых тут имелось пять штук.
Никаких подъёмников с соляными знаками, как в Башнях Академии, тут не было. Скорее всего, из-за того, что в тюрьму свозили не только магов, но и варваров, а те не могли пользоваться подъёмниками.
Суров с двумя помощниками и я вошли в лифт, а вот Акулину под конвоем оставили внизу. Девушка успела бросить на меня странный взгляд, а потом двери кабины бесшумно закрылись.
Не знаю, на какой именно этаж мы в итоге поднялись — никаких указателей не было, будто пассажиров доставляли всегда в одно и то же место. Выйдя из лифта, мы направились по коридору в сторону единственной двери.
«ДОПРОСНЫЙ ЗАЛ № 6. Старший инспектор Е. Е. Бык» — вот, что было написано на двустворчатой серой двери.
Допрос, значит.
Добровольные беседы теперь так называются.
Я всё ещё надеялся, что никакие методы тюремного допроса ко мне применяться не будут, раз сам ректор Бессмертнов этого потребовал. Хотя никаких гарантий, конечно, не имелось.
Ещё и сотрудник по фамилии Бык.
Отличное начало.
Суров распахнул дверь и вошёл в зал стремительным шагом, а двое его помощников сопроводили меня до входа, но остались в коридоре. Двери за моей спиной захлопнулись, и вот теперь я понял, что «простую беседу» со мной готовили давно и тщательно.
За огромным П-образным столом сидели люди, и все были мне знакомы.
Первым я увидел Рио Маямото.
Торговец внимательно следил за мной, пока я подходил к трибуне, за которой мне и предстояло ответить
