в суде. Посмотрев на соседнюю стену, я увидела лицо Киры в отражении телевизора. Тогда я перевела взгляд на другую стену, но так и не поняла, где в лабиринте зеркал находится настоящий экран.

– Можно ли сделать погромче? – попросила я официанта.

Через несколько секунд снимок Киры сменился изображением мужчины – белый, волосы с проседью, на вид лет пятьдесят, серьезное выражение лица. Я никогда раньше его не видела, но бегущая справа налево в отражении строка гласила: «ЗАДЕРЖАН ГЛАВНЫЙ ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ».

К тому времени как официант наконец прибавил громкость, ведущий закончил фразу, а затем перешел к другой теме.

«…женат, двое детей, главный подозреваемый в похищении малышки Киры Темплтон задержан и заключен под стражу».

Глава 16

Говорить о боли – признак силы, не говорить о ней – признак мужества, потому что, когда ты молчишь, она остается внутри, сражаясь против тебя.

12 октября 1997. Нью-Йорк

За год до исчезновения Киры

Мирен понятия не имела, как это случилось, но в следующее мгновение она уже целовалась с Робертом на скамейке в парке Морнингсайд рядом с уличным фонарем, у которого вот-вот грозила перегореть лампочка. В голове шумело.

– Стоп… пожалуйста, – прошептала она, едва соображая.

– Поздно играть в недотрогу.

Роберт продолжал целовать ее, и она закрыла глаза, чтобы не стошнило. Перед глазами все кружилось, и она пыталась сфокусироваться на чем-то помимо вспышек фонаря, которые периодически освещали тень парня над ней. Она не помнила, как напилась до такого состояния. Возможно, просто не привыкла к алкоголю, поскольку никогда раньше не пила, но ощущение было очень неприятным.

– Пожалуйста, ХВАТИТ! – крикнула девушка, отталкивая его.

– Ты с ума сошла?

– Я не могу… Я плохо себя чувствую, – пробормотала она.

Внезапно Мирен ощутила холодный нью-йоркский воздух на своих бедрах и, посмотрев вниз, с ужасом обнаружила, что ее платье задрано до живота, а с одной ноги свисают порванные трусики.

– Прошу тебя… хватит, – взмолилась она. Но Роберт, не обращая никакого внимания, засунул длинные пальцы ей между ног. Мирен пыталась сопротивляться, но силы оттолкнуть его не было, и он продолжил энергичные движения рукой.

Вдалеке послышался мужской голос. Точнее, не один, а несколько перемежающихся, и Мирен закричала, едва соображая. Тогда она еще не знала, что это был ее худший выбор.

Послышались голоса, раздались чьи-то смешки, несколько мужских теней отделились от темноты, которая наступала каждые две секунды, когда гас фонарь. Девушка услышала, как Роберт с кем-то ругается. В следующее мгновение он валялся без сознания на земле с залитым кровью лицом. Перед ней стояло трое парней, и только их ухмылки светились в ночи. Расстегнулась одна ширинка. Затем другая. Потом еще одна – а может быть, все та же.

Мирен закрыла глаза и зарыдала, мечтая, чтобы это поскорее закончилось. Когда-то она читала об Эйнштейне и о том, что время относительно. И это действительно так – относительно того, как сильно ты страдаешь.

Через какое-то время – она так никогда и не смогла подсчитать, сколько точно прошло, – девушка очнулась в темном парке. Ее терзала боль, платье на груди было разорвано. Помада размазалась, а тени для век, которые нанесла Кристина, потекли от слез, придавая ей самый печальный в Нью-Йорке вид. Лампочка перегорела, и дальше пары метров ничего не было видно. Мирен ощупала землю и в конце концов нашла сумочку, но внутри были только ключи. Ее трясло от холода. В тот день с запада дул ледяной ветер, и она вспомнила, что пришла на вечеринку в меховом пальто, но его нигде не было видно. Обхватив руками тело, попыталась идти. Стало ясно, что одна туфля потерялась, и она сняла вторую, инстинктивно сжав ее, будто оружие. Каждая клеточка в теле болела. В пояснице что-то хрустело каждый раз, когда Мирен опиралась на правую ногу. Колени были в синяках, в паху все горело огнем. Она зарыдала.

Несколько минут девушка шла в кромешной темноте, пока наконец не оказалась на тротуаре Морнингсайд-авеню у пересечения с 116-й улицей. Она была недалеко от дома. Посмотрела на запястье, но часы украли. Заглянула в сумочку и обнаружила, что кошелек также пропал.

Рядом раздался сочувственный мужской голос:

– Все в порядке, сестра? Что с тобой приключилось?

Не успев даже понять, откуда он доносится, Мирен швырнула туфлю на землю и бросилась бежать. Она была напугана, будто кролик, услышавший выстрел охотника и боящийся, что следующий выстрел положит ему конец. Девушка бежала босиком, оглядываясь по сторонам, а оказавшись возле дома, ощутила во рту вкус крови. Держась за перила, она поднялась по лестнице и почувствовала, как по ее бедру течет тонкая теплая струя. Опустив глаза, она поняла, что это кровь. Мирен снова заплакала, почти беззвучно, из страха, что ее найдут, что кто-то еще увидит в таком состоянии и присоединится к пиршеству над телом, которое, казалось, было разбито на тысячу осколков.

Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы вставить ключ в замок. Руки тряслись, и брелок звенел, будто колокольчик, привлекающий новых охотников. Она сглотнула и, попав наконец внутрь, заперлась и прислонилась к двери, крича снова и снова, изо всех сил, что у нее еще остались.

Оглянувшись, Мирен увидела телефон на прикроватной тумбочке рядом с диваном. Непрерывно плача и рыдая, она доползла до него и приложила трубку к уху. Через несколько секунд на другом конце раздался сонный женский голос:

– Алло? Кто звонит в такой час?

– Помоги мне, мама, – прошептала она, всхлипывая.

Глава 17

Можно скрыть огромный шрам на коже, но нельзя скрыть простую царапину на душе.

26 ноября 1998

Какое-то время детектив Алистер просто стоял рядом с родителями Киры – те сжимали друг друга в объятиях на полу больницы, а все их мысли были лишь о том, что они могли сделать по-другому в этот день, чтобы дочь была рядом. Грейс вспомнила: когда они собирались выйти на улицу и увидели дождь, ей пришло в голову, что, может, им не стоит идти на парад. За пару недель до этого Кира подхватила простуду, и теперь Грейс переживала из-за возможного рецидива, но все сомнения рассеялись, стоило ей увидеть, как дочь радостно выпорхнула из дома, предвкушая свой первый парад в честь Дня благодарения. Затем женщине вспомнилось, как Кира с утра дулась, потому что у них закончились ее любимые хлопья «Лаки Чармс», и ей пришлось есть более полезный и менее яркий завтрак, чем эти сладкие шарики. Аарон перебрал