подробности их совместной легенды.

Около восьми раздался телефонный звонок. Кисляк, кивнув «племяннику», проговорил в трубку условную фразу: «Юра вернулся, но ушел к друзьям…»

«Племянник» не стал посвящать «дядюшку» в свои ближайшие планы, сказал только, что недельку отдохнет, освоится, подышит воздухом столицы. Кисляк не стал ни о чем расспрашивать, но о своем недельном распорядке счел нужным сообщить. Что в среду и пятницу он приходит домой позже — делает «халтуру» у постоянных клиентов, и что во вторник и субботу уезжает в шесть утра — работает в учреждениях до начала там занятий. Павел внимательно выслушал и выложил на стол пять сторублевок «на расходы и прочее». Кисляк засопел, долго с каким-то недоверием смотрел на деньги, потом взял их, стараясь не помять, и запер в письменный стол.

Воздухом столицы Павел начал дышать активно и полной грудью. Несколько дней разъезжал на городском транспорте. Выходил на главных магистралях, заглядывал в магазины, кружил по переулкам центра. Названия многих улиц он знал на память. В свое время он уже «отшагал» эти маршруты по схеме Москвы, а ее достопримечательности изучал по альбомам и фильмам. Теперь же осваивал эти маршруты на местности.

Уже на третий день Павел достаточно твердо изучил ядро города, входящее в пределы Садового кольца, и перенес свое внимание в новые районы. «Они очень похожи друг на друга, в них легко запутаться, — инструктировали его. — Поэтому нужно самому везде наметить и запомнить какие-либо ориентиры, так вы быстрее станете москвичом».

И он исправно выполнял эти инструкции, намечал ориентиры. Еще он посещал парки и стадионы. Совершил поездку по каналу на «Ракете» от Речного вокзала в Химках до Черной речки и обратно, успев на конечной остановке искупаться. Отобедав затем в ресторане, он запомнил, что москвичи называют его «под звездочкой», имея в виду звезду на шпиле вокзала.

Дважды Павел побывал в театрах. Но в эту пору многие знаменитые театральные коллективы уже начали свои гастрольные поездки в другие города. Поэтому в помещении Театра Моссовета он оказался зрителем спектакля какой-то областной труппы, приехавшей с отчетом к москвичам. А вот второй раз ему повезло. Он попал в Театр сатиры, где в тот день шел «Женский монастырь». Вместе с билетом, купленным с рук, он неожиданно приобрел знакомую.

Как выяснилось уже потом, Ольга — так ее звали — должна была идти на спектакль с подругой. Но та в последний момент отказалась — приехали какие-то родственники. Павел остался доволен и спектаклем и соседкой. Ольга, чувствовалось, любила театр и хорошо знала актеров. В антракте он пригласил ее разделить с ним удовольствие проглотить лучшее в мире московское мороженое. Она посмеялась над этим выражением и приняла предложение. Павел вел себя скромно и так внимательно слушал, что Ольга получала удовольствие от того, что просвещала «сибиряка». Глядя на Ольгу, он вспомнил было рассуждение Брауна: «Хорошо, если у вас будет женщина»», но сразу постарался забыть эти слова. Ему было просто приятно сидеть рядом с Ольгой.

Они вместе вышли из театра. Он проводил ее до метро, рассыпался в благодарностях за билет и за компанию и предложил, если это возможно, совершить хотя бы еще один культпоход. Сначала Ольга мялась, не давая определенного ответа, потом вздохнула:

— Ну ладно, запишите телефон…

3

Лето кончалось. Божков жил в вечной тревоге и никак не мог преодолеть в себе чувство страха перед тем, что ждет его впереди. Что ждет? Ну если бы он сразу по приезде в Москву сделал решительный шаг и, рассказав все, разорвал цепи, так неожиданно сковавшие его. Ведь все — сплошная нелепица. Все, что произошло там. Он сам осознал, что вся эта история была заранее спланирована, что он стал жертвой провокации. Но труп? Он хорошо помнил ту камеру и труп того молодого парня. Это была не восковая кукла, а труп с пятном запекшейся крови на сорочке. И эта рука, которую с силой поднял офицер… И этот глухой стук, с которым она ударилась о каменный стол…

Андрей худел, много курил. Он писал реферат, который являлся своеобразным отчетом о его поездке за границу. Писал мучительно, еле выжимая из себя мысли и фразы. Работой над рефератом оправдывали домашние и сослуживцы его нервозность и провалившиеся глаза.

— Ты болен, покажись врачу, — настаивала жена. — Ты сам на себя не похож.

Уже трижды Божкова вызывал к себе начальник отдела и начинал разговоры о работе за рубежом. Но он отказывался, мотивируя болезнью ребенка, тещи, с которой можно было бы его оставить. Ему предлагали оказать помощь, показать мальчика видным специалистам. Но он всячески уходил от разговоров. Он лгал. И эта ложь ложилась еще одним грузом на его совести, которую он так и не нашел мужества очистить.

«Вам нужно остаться в Москве. Поездки будут потом, — помнил он настойчивые, как гипноз, слова того человека, который выставлял себя его спасителем. — Вас найдет наш человек. Нам нужны будут совсем незначительные услуги. И все. Но вы должны на год-другой остаться в Москве, закрепиться в своей системе…»

Кошмарный сон. «Может быть, еще ничего не случится? — всплывали в голове по-детски наивные надежды, — Ну а вдруг бы я действительно все уже рассказал где следует. И они испугаются…»

Звонок по телефону раздался в конце июля. Позвонили на работу. Произнесли условные слова. Указали место свидания. Часы встреч и дни он знал. Его еще там заставили их запомнить и многократно повторить.

И тогда он решился. Он немедленно пойдет и все расскажет, но… сначала узнает, чего от него хотят…

Божков трижды ходил на указанное место. Но никто не являлся на встречи. Прошло десять дней. Звонков больше не было. Вдруг как-то вечером, когда он был дома, в трубке раздался тот же голос. Говоривший сказал только три короткие фразы: «Перестаньте нервничать, Андрей Викторович. И не дурите. Подумайте о безопасности ближних». Сказал и повесил трубку…

Божков не спал всю ночь. Разбитый и растерянный ушел на работу. Перед обедом его вызвал начальник отдела.

— Раз уж вы так отбиваетесь от поездки за рубеж, я думаю, вам следует попрактиковаться на аппаратной работе. Это полезно, поверьте мне. В дальнейшем пригодится. Как вы смотрите на то, чтобы поработать референтом начальника протокольного отдела? Я советую… Даже порекомендовал вас.

— Спасибо. Я согласен. Но…

— Никаких но, Андрей. Поверьте, это принесет вам пользу. Идите на переговоры…

4

В конце первой недели пребывания в Москве Павел впервые встретился с чувством опасности. Он гнал от себя эту мысль, но, уже раз войдя в мозг, она стала возвращаться, напоминая о себе.