их история, к которой он не имел никакого отношения. Каз чуть толкнул Али в бок, призывая вернуться в действительность и вспомнить, для чего они, собственно, пришли в этот ломбард.

– Ты говорила, он может помочь, – шепнул парень, указывая на Дифа.

Али стиснула зубы. Прокручивая в голове эту встречу, она думала, что будет проще. В конце концов, столько лет прошло. Но, наоборот, увидев Дифа, побывав в его нелепых объятиях, она словно лицом к лицу столкнулась со своей ненавистью. Словно почувствовала запах черного дыма. Каз заметил, как напряглись ее плечи, как она стиснула кулаки. Говорить ей было сложно, но она явно старалась совладать со своими эмоциями, отгоняя мысли и воспоминания.

– За тобой должок, приятель. Бульон, помнишь? Я спасла тебя тогда, у мясной лавки, – изо всех сил пытаясь звучать мягко и беззаботно, произнесла Али.

Диф заинтересованно, но холодно поднял взгляд и посмотрел на посетителей ломбарда.

– Всем, кто приходит сюда, ко мне, – Диф обвел рукой ломбард и усмехнулся, – нужны деньги. И они у меня есть. А что есть у вас?

Кажется, слова Али о том, что за владельцем ломбарда числится должок, не произвели на него особого впечатления. Каз прекрасно знал правило: чтобы что-то получить, нужно что-то оставить. По нему была устроена вся жизнь в Ночном Базаре. Но ни у Али, ни у Каза не имелось при себе ничего ценного – да вообще не было ничего.

Единственная вещь, которая была у Каза из Ночного Базара, благополучно осела в руках у стражника около замка Графа, и теперь парень чувствовал себя абсолютно не способным ни на какие сделки. А Диф, очевидно, не собирался идти ни на какие уступки. Какая бы роль ему ни отводилась в прошлом Али, она явно оставила шрамы на них обоих.

Бизнес есть бизнес. Ничего личного.

Али чувствовала себя дурой. Она почему-то думала, что время сгладило боль и что Диф будет рад возможности хоть как-то загладить свою страшную вину. Но, кажется, Диф и вовсе ничего подобного больше не испытывал. Возможно, слухи о его помощи сиротам были преувеличены. Интересно, какую плату он на самом деле брал с оборванцев за их возможность уйти от кары ростовщиков?

Диф не без удовольствия наблюдал, как лицо Али становится все более обреченным. Он любил видеть это чувство в других – по его опыту, за ним часто следовала выгодная сделка. А что может быть выгоднее, чем золото от короля? Диф достал из кармана смятое объявление о награде за поимку двух предателей короны и медленно развернул его перед Али. Ее сердце ухнуло вниз. Каз тяжело вздохнул. Тощий Диф ужом просочился к входной двери, распахнул ее и крикнул проходящему мимо дозору:

– Стража!

Али услышала за спиной бряцанье доспехов и зажмурилась.

* * *

Молодой король сидел напротив камина. Клочок, который некогда был небольшим семейным портретом, медленно таял в пламени. Король не знал, закончилась ли ночь, сменившись ранним утром, или темнота все еще царила в городе. В его глазах стояла пустота, мысли находились где-то далеко, руки свесились с подлокотников кресла.

В дверь постучали. Сначала Дарк не услышал – настолько глубоко заплутал в собственной внутренней пустоте. Но стук повторился, и король вынырнул из забытья.

– Входите, – глухо сказал он.

Когда дверь открылась, Даркалион даже не стал смотреть. Не имело значения, кто входит в его покои. Но, судя по почтительной вкрадчивости шагов и приветственному шепоту «ваше величество», это была служанка.

Шолла старалась даже дышать тише, чем обычно, когда начиналась ее смена уборки в покоях короля. В светлые дни, когда Даркалион общался со своими подчиненными, полководцами и другими сторонниками – и считал их равными, – он был учтив и много улыбался. Но в моменты уединения взгляд короля наполнялся такой бесконечной тоской и печалью, что иногда у Шоллы даже будто начинало покалывать сердце.

Покои короля были на удивление не очень просторными. Дарк предпочитал камерные пространства. Он хотел видеть каждый уголок помещения: неизведанное пугало его. Вот только признаться в этом он не решался. Даркалион был королем, олицетворял силу целой страны. Человек, занимающий трон, попросту не мог бояться темных углов собственной спальни.

«Значит, пусть все думают, что не боюсь», – подумал он и уже давным-давно переехал в самую маленькую комнату в замке.

Шолла служила здесь уже около четырех лет. За это время она выработала для себя несколько особых правил, которые помогали ей не привлекать внимания короля. Это было важно, потому что никогда не угадаешь, чем оно обернется – дружеским приветствием или гневом. Настроение Даркалиона было переменчивым, и никто не понимал, в каком он сейчас расположении духа. Поэтому Шолла следовала своим нехитрым правилам и, оттачивая умение не привлекать к себе ровным счетом никакого внимания, превратилась почти что в призрак. Не покашливать. Не ронять вещи. Ходить на цыпочках, говорить только шепотом. Обычно у нее это неплохо получалось. Она часто видела Даркалиона таким: сидящим напротив камина, погруженным в свои мысли, которые даже издалека казались невеселыми. Главное правило – не тревожить. Была бы ее воля, девушка никогда бы не заходила в покои короля.

Работа служанки была довольно тяжелой, но в замке к Шолле относились хорошо. Наставницы быстро полюбили ее за добрый и легкий нрав, трудолюбие, искренность и милую внешность – все это мгновенно располагает к себе. Шолла была пышкой с густыми темными волосами, которые собирала в тугую косу, сматывала ее в пучок и закрепляла булочкой на затылке. У девушки был красивый голос. Иногда в свой выходной она покидала замок и направлялась туда, куда незамужней считается неприличным ходить, – в трактиры и кабаки. Но Шолла любила музыку и песни больше, чем волновалась за то, что о ней подумают. Ни одна душа в замке – да и на всем белом свете – не знала о ее увлечениях. Девушка опасалась осуждения и никогда и никому, даже близким подругам по детству, не доверяла эту небольшую тайну. Она даже приобрела себе светловолосый парик, который надевала для таких вылазок. Немного изменить внешность помогал броский макияж. Шолла знала: если хочешь быть незаметной – надевай яркую маску. Поэтому девушка, в обычной жизни совсем не использовавшая косметику, для своих выступлений выбирала розовые тени, четкие толстые стрелки, насыщенно-красную помаду, которая так удачно прибавляла пару лет, – и вот уже Шолла переставала быть Шоллой, а становилась уверенной барышней – звездой сцены.

Сегодня после уборки покоев короля заканчивалась ее смена, и Шолла ждала этого часа с нетерпением. Ближе к полуночи она должна