— Понимаю, — я вздохнул. Ну да, было бы странно ожидать, что при такой насыщенности и даже агрессивности инфополя здешние обитатели пошли по чисто техническому пути развития, не сумев приспособить «халявную» силу для своих целей. Хотя-а, если вспомнить мою «историческую родину» и теории князя сотоварищи… Эх.

— А вот о торговле самострелами, вроде ваших с невестой, я бы на твоём месте поразмыслил основательно, — заметил Стоян. — Уж больно ладные они. А ежели ещё и дешевле огнебоя окажутся, так острожные воеводы их с удовольствием покупать станут. Уж поверь.

— Что так? — поинтересовался я. — Ваши пищали-то бьют куда как дальше.

— Оно так, — вздохнул полусотник. — Но у них своих тягостей хватает. Припас дорог, свинец для дроба и пуль тоже недёшев. Своих пороховых мельниц на Бие нет и в помине, острожникам запрещено их возведение государевым указом. А свинца здесь, сколько ни лазали по холмам да лесам царёвы розмыслы, так и не сыскали. Приходится припас из-за Старого Камня возить. А это долгонько, знаешь ли. Да и не всегда удобны пищали в здешних местах. Сам же видел, как воевать приходится. Одно дело — на стене стоять да в идущего на приступ врага палить или в чистом поле, как водится, грудь в грудь с ним сойтись. А в здешних лесах? Пока снарядишь пищаль да к выстрелу изготовишься, самы, в засадах хоронящиеся, глядишь, уже десяток стрельцов из луков положили.

— Так почему бы вам самим луками не вооружиться? — спросил я, поглаживая по плечам Свету, кажется, с каждой секундой старавшуюся вжаться в меня всё сильнее.

— А кто из них стрелять умеет-то? — отмахнулся Стоян. — Дети боярские, разве что. Так они в стрельцах птицы редкие. А бояре да помещики, что с меча живут, в наши полки не рвутся даже полковниками. Как же, урон чести! Невместно им, видите ли, зелёный кафтан носить да с пищалью в бой пешцами ходить. Эх! Ладно, купец, отдыхайте покамест. А я, вон, со стрельцами своими побеседую. Узнаю, кто там на нас наскочить пытался.

Оставив нас со Светой у вновь разожжённого костра, Стоян направился к приближающимся со стороны ручья подручным, а мы… я уселся на бревно и посадил всё чаще вздрагивающую подругу к себе на колени, одновременно подивившись такту полусотника, заметившего ухудшение состояния Светы и поспешившего удалиться прочь, чтобы не ставить её в неудобное положение. А может, просто от девичьих слёз сбежал? За нами, мужиками, такое водится, хм.

Менталист из меня, конечно, как из говна пуля. Не любят в мире Хольмграда эту братию, и обучаться приёмам мозгокрутов мне было просто не у кого, если не считать того же Переплутова волхва, но он тоже не спешил делиться этой премудростью. Зато с эмпатией всё в порядке, да и… помнится, для создания «часов уютного времени» мне и вовсе никакие знания в менталистике не понадобились. Ладно, попробуем… получилось с математической моделью, должно получиться и с волевым посылом.

Обволакивая своей волей переставшую сдерживать эмоции Свету, стараясь транслировать ей лишь спокойствие и умиротворение, я крепко обнял тихо всхлипывающую девушку и принялся укачивать её, словно маленькую, бормоча на ушко всякие благоглупости. Наговор не наговор, но в результате, спустя несколько минут, Свету перестало трясти от осознания совершённого убийства и запоздалого страха, ещё через минуту прекратились всхлипы и плач, а к моменту возвращения полусотника к костру подруга уже сладко посапывала во сне, уткнувшись носиком мне в шею.

Увидев эту картинку, Стоян Смеянович приподнял бровь, но более ничем своего удивления не выдал. Покрутив головой, старший отряда стрельцов порылся в лежащем за бревном мешке и, выудив из него мягкое лоскутное одеяло, молча расстелил его на уцелевшей и не размётанной во время недавнего боя лежанке из лапника. Молча.

Я благодарно кивнул полусотнику, одним коротким посылом углубил сон девушки, чтоб не проснулась во время «переселения», и, уложив её на лежанку, укрыл свободным краем одеяла. Полюбовавшись на сладко спящую Свету, я поправил упавший на её лицо локон и, поднявшись с колен, обратил своё внимание на замершего в ожидании полусотника.

— Любишь ты её, купец, ой, любишь, — тихо прошептал он.

— Есть такое дело, — честно признался я, даже не стараясь понижать тон. А в ответ на вопросительный взгляд заметившего это обстоятельство Стояна, улыбнулся: — не тебя одного матушка оберегами одаривала. Не проснётся Светлана ещё часов пять, не меньше.

— Ясно, — ухмыльнулся полусотник, но, тряхнув головой, посерьёзнел, — Идём-ка, Ерофей, глянем, кого мои стрельцы из-за камней притащили и что мы можем с тех татей взять… и как то взятое поделим.

Честно говоря, слушая рассказы наших новых знакомых о самах, я представлял себе обитателей здешних лесов и холмов несколько иначе… Они мне, почему-то, представлялись… вроде якутов, что ли? Ошибся.

Чертами лиц, да и фигурами, нападавшие ничуть не отличались от того же Никши или Вавилы. Разве что волос темнее да глаза у нападавших оказались карие. Вот и все различия. Ни тебе ярко выраженных, но плоских скул, ни характерного разреза глаз… Обычные европеоиды. Вот одежда, да… одежда татей отличалась от нарядов стрельцов сильно. И прежде всего, бросалось в глаза почти полное отсутствие ткани. Сапоги, штаны, куртки с капюшонами и даже рубахи — всё было выделано из кожи. На сапогах — погрубее, с толстой кожаной же подошвой. На штанах и куртках — помягче. Но куртки ещё и мехом подбиты. А самая мягкая, тонко выделанная кожа пошла на рубахи. Красивые, надо заметить. Украшенные затейливой вышивкой по вороту, рукавам и подолу, явно сшитые с особым тщанием и старанием, они хоть и были явными самоделками, как, впрочем, и остальная одёжда самов, но качество… М-да. Может быть, с тканью жители здешних лесов и не дружат, но кожу выделывать умеют. И ещё как!

— Что, глянулись рубахи? — усмехнулся Стоян, заметив мой интерес. — Коли доберёшься до Бия, купец, сможешь на торгу прикупить себе не хуже, разве что без вышивки.

— А если с вышивкой? — поддерживая «легенду» купца, спросил я. Полусотник покачал головой.

— Не найдёшь. Это родовые меты, их жёны самов мужьям вышивают, каждая свою. По ним можно и род сама узнать, и кем он в нём является. Охотником там, воином