26–30. Среди гирлянд рождений сансары с ее многочисленными состояниями и наслаждениями, любовными отношениями, постоянно изменяющимися предметами и существами, не знающими своей природы, непостижима истина, как нет пользы от потухшей лампы. Этот мир подобен вращающемуся колесу или на мгновение возникшим в луже под дождем пузырям. Только глупцу мир кажется неизменным и устойчивым. В старости по милости судьбы у человека пропадают красота и хорошие качества, и их невозможно вернуть, как от мороза поникают и замерзают цветы лотоса. Снова и снова судьба срубает топором смерти древо жизни, приносящее пользу миру своими плодами и цветами. Как можно считать жизнь дающей удовольствие? От общества людей, поскольку оно приятно, но не полезно, теряется осознанность и рождается тупость, как от испарений зарослей ядовитых растений.

31–34. Есть ли верная точка зрения? Какое видение не пробуждает огня страданий? Есть ли люди, которые не умирают? Какие действия не иллюзорны? В океане бесчисленных эпох даже жизнь Создателя Брахмы длится миг, называемый людьми эпохой. Поэтому понятия о кратком и длительном нереальны в сети времен. Горы – это лишь камни, земля – глина, деревья – древесина, тела людей – мясо, и все это – только человеческие понятия. В этом мире нет ничего нового, и ничто в нем не меняется. Мудрый видит этот разнообразный мир со множеством разделений и всевозможных предметов как творение пяти элементов. Мир не существует как нечто иное.

35–40. О садху, в этой сансаре, даже во сне, мирской ум человека околдовывается разнообразными наслаждениями. Неудивительно, что люди обманываются ими. Прямо сейчас в умах глупцов расцветает воображенная в пустом пространстве плодоносная лиана удовольствий. У тех, кто поражен жадным желанием наслаждений, не возникает знания истины. Желающий достичь высот наслаждений погибает от желаний своего разума, как падает вниз с вершины горы олень, потянувшийся за плодом сочной зеленой лианы. Деревья, дающие тень, плоды и листья, бесполезны, если произрастают в недоступных местах. Несчастные люди нашего времени, стремящиеся только доставлять удовольствия телу, подобны таким деревьям, растущим в горных расщелинах. Люди похожи на антилоп, которые бродят по безграничным лесам и полям, иногда уходя далеко в бесплодные пустыни, иногда оказываясь в прекрасных местах с зеленой сочной травой. Каждый день Бога то ужасен, то замечателен по-новому для непонимающих, и их бестолковые действия приводят к страданиям и беспокойствам. Кто из разумных не будет изумлен этим?

41. Люди привязаны к желаниям и вовлечены в разнообразные дурные действия, необходимые для достижения желаемого. В этом мире сейчас трудно найти хорошего человека даже во сне. Все действия, и хорошие, и плохие, сопряжены со страданием. Можно ли пройти по жизни, избежав всего этого?

Такова сарга двадцать седьмая «О невозможности достижения блаженства в мире» книги первой «О разочаровании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.

Сарга 28. О постоянном разрушении всего.

Рама продолжил:

1–9. О брахман, весь этот видимый мир со всеми живыми существами и недвижимыми предметами непостоянен и мимолетен, как встречи во сне. То, что сейчас выглядит как глубокий высохший океан, завтра станет горой до небес, о муни. Высокие, широко простершиеся леса, целующие небеса, всего лишь через несколько дней могут сравняться с землей или же превратиться в огромную яму. Тело, сейчас одетое в шелка и умащенное благовониями, завтра будет валяться без одежды в дальней канаве. Где сейчас расположен город и гудит беспокойная, шумная жизнь, скоро может возникнуть огромный, безлюдный лес. Пройдет немного времени, и великий царь царей, правящий огромной страной, станет кучкой золы, о владыка! Огромные, густые, мрачные леса, раскинувшиеся, как черное небо, скоро превратятся в город, небо над которым будет украшено флагами. Увитый ужасными лианами и побегами лес по прошествии времени снова становится огромной пустыней, где ничего не растет. Воды высыхают, а пустыня опять наполняется влагой – так постоянно меняется весь мир с его деревьями, водой и травой.

10–16. Мимолетны детство и юность, непостоянны тело и все предметы: подобно волнам, они неизменно переходят из одного состояния в другое. Жизнь в этом мире похожа на пламя лампы, колеблющееся на ветру, а бесчисленные богатства во всех трех мирах напоминают вспышку молнии. Одно превращается в другое в этой бесконечной процессии существ, как посеянные семена раз за разом всходят, плодоносят и снова превращаются в зерна. С развевающимися на ветру ума одеждами, покрытыми пылью бесчисленных живых созданий, с грациозными танцами взлетов в рай, падений в ад и кружений на месте, мир – танцовщица, вращающаяся в танце и порождающая наваждения, дает представление сансары. Разнообразные фигуры ее танца иллюзорны, как воображаемый воздушный город, ее быстрые взгляды – повседневные мирские наслаждения. Ее глаза подобны молниям, ее мелькания снова и снова создают видимость сансары, о царь.

17–22. Эти дни, эти великие люди, эти богатства и деяния – все это уходит и забывается, и мы тоже последуем в небытие спустя миг. Каждый день – разрушение, и каждый день – новое рождение. Даже сейчас нет конца этому убивающему пожару творения. Люди становятся животными, а животные – людьми, боги теряют свою божественную природу. О мудрый, есть ли здесь что-нибудь постоянное? Ожидая конца мира, солнце проводит время, снова и снова создавая своим светом день и ночь. И Брахма, и Вишну, и Рудра, и все живые существа торопятся к смерти, подобно водам, стремящимся к всепоглощающему подводному пожару. Небеса, земля, ветер, пространство, горы, реки и направления – только сухие дрова для этого огромного костра разрушения.

23–29. Богатства, родственники, слуги, друзья и власть – все теряет свой смысл перед ужасным лицом смерти. Только пока человек не вспоминает о жутком демоне смерти, все наслаждения этого мира кажутся ему приятными. В одночасье появляется богатство, в миг приходит нищета, в один момент сменяют друг друга здоровье и болезнь. Где те мудрецы, которые не обманываются этим наваждением мира, приносящим неверное понимание и ведущей к погибели? В одно мгновение пространство покрыто густой тьмой, в другое – оно будет прекрасным и блещущим золотом. В один момент небеса спокойны и наполнены темными лотосами дождевых туч, в другой – они уже гремят раскатами грома, и в следующий же миг успокаиваются и замолкают, подобно немому. В один миг они расцвечены звездами, а в следующий уже ярко освещены солнцем. В один момент они прохладны от света луны, а в следующий – небеса полностью погружаются во тьму.

30–34. Будучи знакомым со всеми этими временными проявлениями, внезапными возникновениями и разрушениями – есть ли кто-либо даже среди мудрых, кто не страшится этой сансары? Страдания набрасываются в момент, радости приходят в следующий момент, рождение и смерть с нами лишь на краткий миг. О мудрый, есть ли тут что-нибудь постоянное? Человек до рождения является одним, потом рождается другим, и продолжает меняться каждый день. О Бхагаван, нет ничего неизменного, что всегда было бы одним и тем же. Горшок становится тканью, а ткань – горшком. В сансаре нет ничего вечного. Сансара постоянно растет, что-то являет, поглощает, убивает и снова порождает. Ее состояния следуют друг за другом, как день непрерывно сменяется ночью.

35–37. Весь этот мир всегда меняется: трус побеждает сильного, один уничтожает сотню, безвестные становятся великими. Люди то появляются, то исчезают, как неисчислимые волны вздымаются и падают вниз под воздействием течений и водоворотов. Детство скоро проходит, затем быстро пролетает юность с ее забавами, и наступает старость. Если даже тело изменяется, можно ли ожидать постоянства во внешних вещах?

38–41. Ум – актер, непрерывно чередующий роли в разных ситуациях. Он то счастлив, то несчастен, то просто спокоен. Сейчас одно, потом другое, потом