я знаю, вы выразили желание остаться жить и работать в СССР, скажите, чем бы вы хотели заняться здесь? До меня доходили слухи о том, что вы закончили Высшую Техническую школу в Леоне, а также хотели бы поступить в Ленинскую школу.

Свой ответ Сталину, я обдумывал всю дорогу с самого момента отъезда из Испании, и до последних минут. И пришел к выводу, что единственным правильны ответом в данном случае, будет следующим.

— Товарищ Сталин. Я долго размышлял над тем, чем должен заняться здесь в Советском Союзе, чтобы принести наибольшую пользу, стране. Увы, я пока не знаю всех реалий и потребностей моей новой, не побоюсь этого слова Родины, и поэтому решил для себя, что готов заняться любым делом, которое предложит мне Коммунистическая партия, и лично вы Уважаемый Товарищ Сталин. Вы, лучше знаете потребности страны, победившего социализма, и потому я готов к любому вашему приказу! И если можно, маленькая просьба. Я бы хотел начать трудовую деятельность, как полноправный гражданин страны советов, а не как иностранный специалист с трудно произносимым для русских людей именем.

Сталин с едва заметной улыбкой выслушал мою речь, вынув изо рта трубку, и произнес, делая небольшой взмах рукой с зажатой в ладони трубкой.

— И, это правильное решение! Я приветствую нового, но уже заслуженного гражданина советского государства, доказавшего свою полезность на полях сражений, и который ещё не раз принесет пользу Родине. Есть мнение, направить вас в качестве инженера на Горьковский Автобусный завод — ГЗА.

Уже на следующий день, я получил паспорт гражданина СССР выданного на имя Петра Ивановича Пиментель, и отправился в город Горький.

Приняли меня, можно сказать хорошо. Сам завод возводился американскими инженерами, под выпуск продукции компании «Форда» поэтому, его вполне можно было назвать на тот момент, одним из самых современнейших заводов на территории СССР. И это несмотря на то, что Форд поставил для оснащения завода, далеко не новое, а отработавшее как минимум десять лет оборудование, снятое с одного из своих заводов. Не учли, пожалуй, самого главного. Того, что хотя оборудование и опережало текущий уровень производства, но вот квалификация работников нового предприятия, оставляла желать лучшего. И я ни раз видел, как тот же рабочий стоящий на конвейере, вместо того, чтобы вставить болт и закрутить гайку, загонял этот болт в гнездо, с помощью молотка, только потому, что не успевал это сделать либо из-за движения конвейера, либо из-за несоответствия диаметра болта диаметру отверстия, предназначенного для него. А иногда и вообще, мог о чем-тот разговориться с напарником, и несколько автомобилей просто проезжали мимо него, пока он выяснял какие-то свои вопросы.

Но стоило только поднять вопрос качества на общем собрании, как все палки сыпались именно на меня. Оказывается, это именно я был виноват и в том, что конвейер движется слишком быстро, и в том, я не проявляю революционную сознательность, а фактически ни за что штрафую бедных рабочих, проявляя свою буржуйскую сущность, а иной раз и саботирую работу конвейера отстраняя пришедшего на работу пьяницу.

Сразу же находилась тысяча причин на то, что рабочий пришел навеселе. У многих из них ежедневно отдавали богу души бабушки, дедушки, тети и дяди.

— Если прикинуть количество родственников, умерших за последний месяц только у Александра Ермичева, слесаря сборщика четвертого цеха, то получится, что его семья, еще недавно имела в своем составе. — В этот момент я развернул бумагу с записями — четырнадцать теть, пятерых дядь, шестерых бабушек, троих дедушек и двух жен.

— Ах ты козлина! — Тут же послышался в зале чей-то визг. — Ты меня похоронить вздумал⁈

Зал рабочего собрания взорвался хохотом. Но мне было не до смеха. С меня каждый день требовали выполнения плана, а как его было выполнить если половина цеха приходили на завод на рогах, а вторая половина, оказывалась в невменяемом состоянии уже к обеду. Если, кто-то не успевал за конвейером, то просто махал на это рукой, говоря, кому будет нужно тот и поправит. Вообще, создавалось впечатление, что люди приходили на завод больше отбыть время, что-то украсть, после продать украденное, пропить проданное, и еще во весь голос ругать руководство, из-за того, что опять получил ущемление в заработной плате, причем именно по вине инженера. И довольно часто, среди возмущений проскальзывало:

— Зачем мы, устраивали революцию? Чтобы после всякие жиды, изгалялись над простыми работягами?

Слышанная когда-то в юности поговорка: «Мы делаем вид, что работаем, а начальство делает вид что платит нам за это», «На работе ты не гость, забери, хотя бы гвоздь», «Работа не волк, в лес не убежит» — оправдывали себя на все сто. И таких поговорок можно было собрать ни один десяток.

И хотя вышестоящее начальство успокаивало меня, мол, сейчас везде такое положение, а куда деваться, нужно принимать мир таким, каков он есть и так далее, я чувствовал, что добром, все это не кончится. Так оно и вышло. В один из вечеров, когда я уже собрался лечь отдохнуть в дверь моей комнаты кто-то постучал. Не ожидая никакого подвоха, я спокойно открыл дверь, и тут же меня подхватили под руки, поставили у стены, пригласили понятых и в комнате начался обыск.

Брать у меня было в общем-то нечего. Никакой запрещенной литературы я не имел, несколько специальных справочников по сопротивлению материалов, пара книг из художественной литературы, взятых в местной городской библиотеке и десяток учебников, сохранившихся у меня еще со времени моего обучения в Леонской технической школе. И было вполне объяснимым, что все ни оказались написаны по-испански, но именно это и вызвало наибольший гнев в НКВД. После нескольких суток непрерывных допросов и очных ставок, меня обвинили в саботаже, заведомом затягивании производства, срыве производственного плана, из-за необоснованных претензий к качеству работы, неисполнении руководящих указаний, и ведения подрывной деятельности. Хотели было вменить и шпионаж, но видимо кто-то все же оказался достаточно умным и сумел прочесть, то, что было написано в учебниках, а может решили, что хватит и тех обвинений, которые уже успели набрать.

Как итог, меня осудили по статье № 58−7, где было сказано: «Подрыв государственной промышленности, транспорта, торговли, денежного обращения или кредитной системы, а равно кооперации, совершенный в контрреволюционных целях путем соответствующего использования государственных учреждений и предприятий, или противодействие их нормальной деятельности, а равно использование государственных учреждений и предприятий или противодействие их деятельности, совершаемое в интересах бывших собственников или заинтересованных капиталистических организаций, влекут за собой — Расстрел, или объявление