с Тимуром. И то, как он воспринял мои слова о парне на ринге, полностью перекрывает его наглую попытку затащить меня к себе в тачку для развлечения. Ещё непонятно, что хуже... Ведь я ляпнула Горину правду, желая просто угомонить своё любопытство. Но, похоже, я заставила Тимура… испугаться?

Потому что так неадекватно не реагируют на то, что не имеет значения.

Даже если Тимур машет кулаками где-то на заброшенном складе, почему он так боится того, что я видела? Разве парни не любители хвастаться подобным перед другими? Это же типа круто — драки и всё такое...

Но Горин непохож на экземпляр с повышенным порогом скромности. Но там, за углом того дома, он едва не переломал мне кости, пытаясь вытрясти из меня объяснения.

А значит, я видела то, что не должна была видеть. И главное — что теперь? Я влипла, да? Мне теперь ходить по академии и оглядываться не только в присутствии Петровой?

Я так и провожу все выходные, не вылезая из дурацких вопросов. Вздрагиваю от каждого «дзынь» в телефоне. А если это пишет Горин? Пускай он не знает моего номера, но вот свою страницу в социальной сети я запалила.

Но никто не пытается выйти со мной на связь. Даже Соня. Я ведь бросила её на той вечеринке, объяснив свой отъезд лишь одним сообщением, что у меня разыгралась мигрень. А что я ей могла ещё сказать?

В понедельник утром я иду на пары, чувствуя, как от волнения у меня скручивает живот. И, когда приближаюсь к той самой парковке у стен академии, покусываю до боли губы.

А если там будет машина Тимура? Мне сразу бежать или как? Но на парковке стоят лишь несколько незнакомых мне иномарок. Я позволяю себе перевести дыхание. У меня появилась надежда, что хотя бы сегодня я и Горин можем не пересечься. Правда, по коридорам академии иду, нервно косясь по сторонам.

А вот надежда не попадаться на глаза Петровой меркнет, стоит только переступить порог аудитории. Я искренне жалею, что слёт тиктокеров не проводят где-то на кольцах Сатурна.

Полина и Красно — мы с Тамарой ходим парой — уже сидят за столом на третьем ряду. Мое появление не остаётся незамеченным.

— Какая классная рубашка, Просветова, — ядовито фыркает Полина. — Клетка такая м-о-о-дная, и джинсы прям чёткие. Волосы распустила, помыла их, что ли? Кстати, а ты побрилась?

Я заливаюсь краской и на мгновение прикрываю глаза. Делаю тихий вдох, когда прохожу дальше по аудитории, по которой тут же проносятся смешки. В горле сушит, но я отмалчиваюсь.

Понимаю, что Петрова просто добивается моей реакции. Неважно какой, главное, её наличие. Она будет питаться этим, пока я буду давать ей повод. А мне хватило того, что случилось тогда в раздевалке. Поэтому я безмолвно под звонок на пару прохожу к свободному столу, за которым мы обычно сидим с Соней. Только её там до сих пор нет.

Я так и провожу в одиночестве всю пару, периодически ловя на себе взгляды Полины и Жени. Они то и дело перешёптываются, а я делаю вид, что меня это не колышет.

Всё внимание дарю нудной лекции, ну и ещё немного своему телефону. Я отправляю Соне сообщение и всю пару жду от неё ответа. Но мой месседж остаётся непрочитанным.

Трофимова обиделась. Я это точно понимаю, когда она является к началу второй пары. Мы обмениваемся сухим приветствием и проводим все полтора часа без лишних слов.

Такая молчаливая Соня начинает напрягать меня даже больше, чем две дуры тиктокерши и возможность пересечься с Гориным. Мне ничего не остаётся, как вступить с насупленной подругой в диалог самой.

— Ты пойдёшь в столовую? — осторожно интересуюсь я после второй пары.

Соня согласно кивает, складывая тетрадь и ручку в сумку. И туда мы идём всё так же напряжённо молча, пока я нет-нет да и поглядываю по сторонам, опасаясь заметить среди студентов бритоголовую фигуру.

Всё это скоро окончательно вытреплет мне нервы.

— Ну, рассказывай, — Соня демонстративно важно подаёт голос, когда мы с кофе и булочками усаживаемся за столик в столовой.

— О чём? — спрашиваю сконфуженно, зажимая ладони между коленями.

И Соня сразу же пылит в ответ:

— Просветова, да что с тобой происходит? Ты странная. И кстати, странная с того самого момента, как я лоханулась и дала тебе неверный адрес клуба. Если ты всё ещё обижаешься на меня, то просто скажи об этом!

— Соня, я не обижаюсь, — честно распахнув глаза, смотрю в суровое лицо подруги.

— Тогда почему ты бросила меня в пятницу?

— Я же написала — очень разболелась голова. Сил не было там оставаться. — А вот здесь мне приходится скрестить пальцы под столом.

Я вру Соне, хоть и очень хорошо отношусь к ней. Не знаю почему, но что-то внутри меня отчаянно мешает говорить правду.

А Трофимова тем временем хмурится всё сильнее.

— Настолько не было сил, что даже не нашла меня, а просто написала сообщение и уехала?

— Мне правда стало нехорошо. — Мои указательные и средние пальцы вот-вот завяжутся в узел.

— Нехорошо? С Гориным и нехорошо? — в глазах Сони вдруг вспыхивает осуждающий огонёк. Она буквально выпаливает это на одном дыхании.

А меня как ледяной водой обдаёт. Даже не знаю, краснеть мне сейчас или покрываться холодным потом.

— Ты о чём? — в моём голосе проскакивает дрожь.

— Ещё на вечеринке до меня слушок дошёл, что тебя с ним видели. — Театральная пауза Сони заставляет меня все же похолодеть. — Тет-а-тет.

Я хлопаю глазами. Как, блин, и кто? И далеко ли уже ушли эти слухи? Шумно проглатываю свою растерянность. Хотя плевать. Сейчас я отчаянно соображаю, как выкрутиться. Или не выкрутиться? Может, сказать Трофимовой всё как есть: и про её ошибку с адресом, и про ринг, и про татуировку со стрелой, и про Горина, и вообще про всё! Может, мне и правда нужно хоть с кем-то это обсудить. Только вот мой язык будто бы тяжелеет лишь от одной этой мысли. Я не могу и звука правдивого из себя выдавить. Опять вру.

— Ну… — неловко прочищаю горло, — он просто подходил ко мне.

Соня скрещивает руки на груди:

— И ты мне об этом ничего не рассказала?

— Сонь, он был пьяный.

— Но подошёл именно к тебе. И ты молчишь!

— Горин просто