Шрифт:
Закладка:
— Как же он этот винегрет в одну кастрюлю запихал? — удивился я.
— Да в принципе очень просто. Он кинул клич: «Изменим в городе всё!» Что «всё» — объяснять не стал, поскольку, думаю, и сам не знает. Но это для таких, как мы с тобой, сей лозунг глупость несусветная. А для тех, кто действительно чем-то недоволен и недовольством этим еще больше недоволен, очень даже подходящий. За сердце берет. А что касается мозгов… Конечно, эта публика не слишком умом богата, но скажу тебе откровенно: всякие там слова, типа народ у нас грамотный, его не обманешь — тот же лозунг, придуманный умными людьми и с воодушевлением поддержанный людьми неумными. А неумные — самые воодушевленные, в этом я, Игорек, давно убедился. Козлинский, разумеется, далеко не Эйнштейн, хотя Эйнштейн, говорят, тоже с большими чудачествами был. Но Козлинский, особенно на фоне своих соратников, достаточно яркий персонаж. С одной стороны, у него мания величия со всеми вытекающими последствиями. С другой — он совсем неплохо умеет людей вокруг себя собирать — определенных, естественно, людей, но он для них царь и бог. И те, кто ему деньги дают, причем не только на предвыборную кампанию, но и на этот его непонятный фонд, хорошо используют все стороны Козлинского. Тот со всей своей прытью эти деньги отрабатывает, совершенно искренне считая, что он властитель дум и всему голова. Вот и сейчас путается под ногами трех главных претендентов на пост мэра и при этом убежден, что под ногами у него как раз путаются они.
— То есть, вы полагаете, Козлинский, сам того не ведая, подыгрывает одному из претендентов?
— Думаю, да. Хотя пока не знаю — кому именно. Деньги ему на постоянное прожитье дает некий Фонд общественных инициатив. Структура московская, малоизвестная, таких в столице пруд пруди, и кто ее в свою очередь реально поддерживает, понятия не имею. Вернее, не интересовался, поскольку нужды мне в этом нет никакой. Козлинского как самостоятельного игрока никто, разумеется, всерьез не воспринимает. Но пока никак не проявляется и другое — ради кого этого провинциального Наполеона держат при войске. На сегодняшний день он войну ведет со всеми, но, полагаю, скоро, перед самым финишем, станет ясно, чьим союзником его на самом деле сделают. Или попытаются сделать. Хотя я не уверен, что эта попытка будет стопроцентно успешной. Москвичи мне порой напоминают самого Козлинского — такие же самоуверенные и в чем-то наивные. Они убеждены, что достаточно ниточки к кукле привязать, и кукла задергается. А у куклы либо ниточки оборваться могут, либо шарниры на ручках и ножках не туда крутиться начнут. И если все именно так и случится с Козлинским, я не удивлюсь. А пока тот упорно считает себя козырной картой и пытается «бить» всех трех тузов, среди которых, как я тебе уже говорил, ни один не козырный.
— Вы имеете в виду Звягина, Шелеста и Саватеева?
— Совершенно верно. У всех троих шансы примерно одинаковые. Два-три процента туда-сюда — не в счет. Каждую неделю какие-нибудь колебания то в сторону одного, то другого. Конечно, Звягина все знают, к тому же у него мощные административные рычаги, ты сам понимаешь. Он делает вид, будто выборы для него — дело десятое, главное же — повседневная работа, которой он и занимается с утра до вечера. А что такое работа мэра? Можно из кабинета городом управлять, а можно день-деньской по объектам ездить, с массой людей встречаться, всякие мероприятия проводить, и все это будет называться не предвыборной кампанией, а повседневным трудом градоначальника. Конечно, средствам массовой информации мэр платит, но гораздо меньше, чем другие, потому что не могут же журналисты сделать вид, будто мэра вообще не существует. А посему платит он не столько за то, чтобы хвалили, сколько за то, чтобы не сильно ругали. Шелесту и Саватееву сложнее. Как руководители-производственники они достаточно известны, но как политики — не очень. Однако они опытные бизнесмены, ко всяким передрягам привыкшие, связи имеют обширные и деньги весьма приличные. За каждым свое лобби, за Шелестом — промышленники, за Саватеевым — все, кто со строительством связаны. Плюс оба умудрились почти поровну поделить между собой коммерсантов и банкиров. Причем каждого по-своему поддерживают многие из тех, кто одновременно поддерживают и мэра. В этой ситуации ничего особо необычного нет, так часто бывает, когда баланс сил примерно равный.
— Но имеются еще рядовые граждане, которые и есть основные избиратели, — напомнил я банальную, в сущности, истину. — А директоров-то в народе не сильно жалуют.
При этом я подумал, что директор директору рознь, и за Гену Кирпичникова, захоти он податься в мэры, я бы проголосовал непременно.
— Э-э-э, дружок, — усмехнулся Савелий, — если ты любишь блондинок, а у тебя вокруг только брюнетки, то выбирать будешь не по цвету волос, а по длине ног или еще по какому другому принципу. Что поделаешь, если из всех претендентов на пост мэра мы имеем лишь три более или менее значительные фигуры, и все они руководители? Нравится — не нравится, а других вариантов нет. Опять же, Игорек, за последние годы люди основательно подучились, понимают: хорош директор или плох, но он хоть что-то реальное сделать способен. А эдакие чистые души, светлые личности и тому подобные к практическому делу в основном малопригодные — в депутаты еще годятся, а уж в градоначальники никак нет. Опять же чем Шелесту с Саватеевым хорошо? Предприятия у них крепкие, зарплата там приличная, об этом многие знают и соответственно думают: если эти мужики у себя все наладили, то и в городе порядок наведут.
— Да не так уж плохо живется в нашем городе и сегодня, — вступился я за нынешнего мэра. — Во многих других городах гораздо хуже.
— Согласен. И Звягин это всячески демонстрирует. Однако же все, что не очень хорошо, а без этого не бывает, демонстрируют Шелест с Саватеевым, одновременно показывая пальцами друг на друга. В том смысле, что соперник проблемы не решит, а только усилит. В принципе, — пренебрежительно скривился Савелий, — это такие банальности, что просто скучно. Я себя, конечно, специалистом по всем этим выборным технологиям не считаю, но, честное слово, все настолько традиционно… хоть бы кто что занимательное придумал.
— У Шелеста, однако, два человека пропали. Куда уж занимательнее, — напомнил я о главной теме нашей беседы.
— Вот это и странно. — Савелий вновь скривился, но уже довольно мрачно. — По идее, это может быть выгодным либо Звягину, либо Саватееву.
