— Адвокат завтра должен прийти к Жунько, — отчиталась мама, приложила руки к вспыхнувшим щекам. — Вместе со мной. Ужас!

— Хватить Жо бояться, — подбодрил ее я. — Сколько можно ей пить вашу кровь? Теперь пусть она боится!

Вымазав тарелку кусочком хлеба, я встал и направился к себе, чтобы взять ключ из ящика письменного стола — единственного места в этом доме, которое было моим и только моим, но ключа на месте не оказалось. Я перебрал тетради, не нашел его и крикнул:

— Мама, где ключ от дачи?

— Я его спрятала, — сказала она как что-то само собой разумеющееся, — в надежном месте.

— Он мне нужен.

Она как будто меня не услышала. А может, и правда не услышала, потому что в телеке Джеки Чан истерил, обвиняя своего толстого брата во всех смертных грехах.

— Мне нужен ключ, — крикнул я, прикручивая кнопку громкости.

Борис вскочил с дивана и заорал:

— Да, блин, дайте посмотреть!!!

Я переместился в кухню.

— Зачем тебе ключ? — Мама уперла руки в боки, глаза ее сверкали гневом. — Кажется, поняла. Для Наташки, да? Ты на ее стороне?

Будто бы умываясь, я провел руками по лицу.

— Господи, нет! Дача чья? Номинально — моя. Деньги дал дед. С его позволения я поселю туда беженку из Душанбе с детьми, они остались без крова.

— Ты думаешь, я поверю? — не сдавалась она, старалась быть грозной, но на ее глаза наворачивались слезы.

Я протянул руку.

— Давай ключ и пошли со мной, посмотришь, что и как.

— Какие еще бездомные? А если они растащат ту дачу? Ты в своем уме? Дед тебя…

— Дед не против. Ключ! Мама, они сейчас приедут и, если я их не встречу, придут сюда, — соврал я, — трое маленьких детей. Ну тебе не стыдно?

Мама засомневалась, я продолжил напор, кивнув на мопед, который затащил в прихожую.

— Это для них еда. Если хочешь, помоги мне ее донести, и посмотришь, что никакой Наташки там нет. Я зайду в театр завтра после торговли, может, застану ее.

Вздохнув, мама выскользнула из кухни и вернулась с ключами, отдала мне связку.

— А что за бездомные? Откуда они взялись?

— Взялись, — ответил я уклончиво, — и бросить их на произвол судьбы никак нельзя. Идешь?

Мама мотнула головой, но помогла мне спустить мопед по лестнице, и я поехал на остановку. Автобус чуть опоздал, и пришлось ждать минут пятнадцать, меряя шагами асфальт. Наконец показалась его пучеглазая оранжевая морда. Он остановился, тяжело вздохнул, распахивая дверцы, и выпустил тетку Стрельцову и моих подопечных. Стрельцова не спешила уходить, наблюдала, как я помогаю Лидии спустить тяжелые сумки.

— Это что у вас? — спросил я. — Получилось забрать хоть что-то?

— Еды набрала, — сказала Лидия. — Все там осталось. И тушенку помнишь ты покупал? Я ее так и не начала, на черный день берегла. Чтоб Аллка подавилась той тушенкой!

Светка бросилась ко мне обниматься, Ванька тоже захотел, но остался стоять — мальчику такое не к лицу. Я пожал его руку, и он похвастался:

— Ты видел, какой мы мегере устроили полигон?

Я кивнул, шагнул к мопеду и обратился к Стрельцовой:

— Здрасьте, тетя Маша. Вы кого-то ждете?

Вместо приветствия она просто кивнула и отправилась восвояси, я поставил самую тяжелую сумку на мопед, и мы с Бузей его покатили. Лидии тяжело, она и так хромает — то ли последствия травмы, то ли с рождения ногу подволакивает. Только Светка была налегке, носилась туда-сюда, восклицая:

— А комнат там сколько?

— Две, — ответил я, — отдельная кухня, как у бабушки Марфы была. Как прошли похороны? Они ж должны быть сегодня?

— Ольга сказала, Алла всех прогнала и не дала попрощаться, — ответила Лидия. — Из морга бабушку повезли сразу на кладбище, даже от священника Алла отказалась.

— Потому что бесы из нее полезут от молитв, — проявил осведомленность Бузя. — Я давно еще, когда у церкви стоял, видел такое. Поп всех святой водой брызгал, одна тетка упала и давай валяться, рычать. Да возле меня, блин! Кароч, я как драпанут оттудова! Страшно. Вдруг в меня залезут.

— Кто? — насторожилась Света.

— Кто-кто… Бесы!

Солнце опустилось за гору, мы шли, окруженные лесом, шумела река, перекликались синицы — идиллия.

— А вода там есть? — с сомнением спросила Лидия. — Не придется ее ведрами из колодца таскать?

— Все есть. Только отопление не центральное, а печь…

— Ух ты! Печка! — обрадовалась Светка. — Давайте уже скорее! Печка! Хочу печку!

Дачный поселок нас встретил лаем собак. Светка сразу подбежала к Лидии и взяла ее за руку, и тут нам наперерез выбежал дед-сторож.

— Вы кто такие? — громко вопросил он.

Меня, сбросившего шесть килограммов за лето, старик не узнал.

— Павел Мартынов, — представился я. — А это Лидия. Они будут жить в доме Горгоцких, мы его купили.

— И зимой будут жить? — обрадовался дед.

— И зимой, — кивнул я.

— Ой, хорошо! Не переживайте, тут есть охрана! Я! И собачки у меня о-го-го!

— Спасибо, — вымученно улыбнулась Лидия.

Еще немного — и мы возле забора Тимохиной дачи. Моей дачи. Я подобрал ключ и открыл калитку. Новоселы вошли во двор.

С криком «Ух ты!» — Светка побежала в беседку, оплетенную хмелем. Лидия замерла, глядя то на летнюю кухню, то на домик. Мы с Бузей докатили мопед до порога и принялись разгружать под козырьком. Ваня рванул в огород, а вернулся, жуя огромное зеленое яблоко.

— Там деревья! — пробормотал он с набитым ртом. — И виноград!

Я отпер дверь домика и сказал, жестом приглашая Лидию.

— Две комнаты, маленькая и большая. — Я прошагал за печь и отодвинул шторку, показывая кровать Тима. — Можно двухъярусную заказать, тут будут жить мальчики, а тут, — я распахнул дверь в зал, — девочки.

И посмотрел на Лидию, все еще не уверенный, что она согласится остаться. Женщина молча прохромала к дивану, уселась на него, качнула ногами.

Света сжала мою руку и вдруг слезы брызнули из ее глаз, она зажмурилась и как заревет — взахлеб, с подвываниями, как прижмется ко мне.

— Эй, ты чего? — растерялся я и погладил ее по голове.

Ваня тоже