– Где командарм? – спросил я у часового на входе, предъявив ему документы.

– Вон у связистов, слышите? – кивнул он на открытую дверь.

Я прошел и остановился у входа в узел связи.

– Дайте усиление! – кричал в трубку генерал-лейтенант, с виду ну прямо школьный учитель, с тонкими усиками и аккуратной, волосок к волоску, прической. Это и был Василий Кузнецов, командующий двадцать первой армией. – Мне нужно еще с полсотни танков, и давайте КВ или Т-34, легкие танки в городских боях долго не протянут!

А ведь говорят, что внешность бывает обманчива. Рассказывали, что в империалистическую Василий Иванович командовал разведротой, сам в тыл к немцам не раз ходил. Ни за что бы не поверил, если бы не знал.

Рядом с ним стоял еще один генерал, ростом повыше, с перевязанной головой. Этот тоже был мне знаком – начальник штаба армии Гордов. Собственно, обоих военачальников звали в управлении фронта «два Василия».

– На ловца и зверь бежит. – Увидев меня, Гордов подмигнул. – Танков на усиление Кирпонос не дал – прислал адъютанта.

Два майора и капитан, стоявшие рядом с ним, сдержанно улыбнулись, показав, что шутка у начштаба получилась очень смешная.

– Прислали с инспекцией, – пояснил я, подавая предписание. – И вот вам первый результат: мост через Сейм чуть не про… пустили. Взрывчатку завезли, а довести дело до конца оказалось некому.

Кузнецов взял бумагу, начал ее читать, попутно порыкивая в трубку:

– Поповку мы держим. Заводской район тоже, но немцы жмут. Дайте поддержку гаубицами. Как нет снарядов? Да мне похер! Найдите, родите… – И отодвинул предписание в сторону своего начштаба.

– Мосты через Десну мы взорвали. – Бумагу перехватил Гордов. – А мост через Езуч взрывать пока нельзя: через него нам идут подкрепления.

– Его скоро немцы сами уничтожат, – буркнул Кузнецов. – Мост еле прикрыт ПВО, зенитки нам так и не выделили. А что этим, – он сморщился, будто съел что-то несвежее, – расчеты «максимов» могут сделать?

Я смутился. Получается, смысл моего визита в 21-ю армию терялся. Часть мостов уже взорвана, остальные задействованы в снабжении – можно только проверить их минирование, не более того.

Земля задрожала: вокзал опять начали бомбить. Генералы со штабными собрались уходить в укрытие. Гордов подписал мне командировочное предписание и, уже уходя, сказал:

– Ты съезди в двенадцатый мотоциклетный полк, тут рядом. Там парни при выходе из окружения взяли какого-то странного немца. Ты же из саперов?

– Военинженеров.

– Один черт. Посмотри, что за устройство вез с собой немец. При нем было полно охраны, много хороших хлопцев погибло при сшибке. – Он развернулся и ушел, догоняя командарма.

* * *

Двенадцатый полк находился на северной окраине города. Пришлось поблуждать, разыскивая подразделение. Жителей в Конотопе уже почти не осталось, улицы были пустыми. Только ветер нес гарь и дым. Вот ведь как получается: вроде и город, а спросить не у кого. Пару раз проезжали машины, причем в разные стороны, но меня не замечали, так я и брел наобум. К северу, конечно, там видно будет. Да и город, признаюсь честно, был не особо большим.

Наконец, удача мне улыбнулась. Какая-то пожилая, сгорбленная женщина копала в огороде возле полуразрушенного дома. Я подошел, поздоровался. Она прекратила работу, распрямилась, вытерла пот со лба, сдвинув вперед платок, а потом вернув его на место.

– И вам здравствуйте, – ответила она. – Хотели что-то? Продуктов у меня нема, вот, бульбу копаю да моркву. Рановато, еще бы недели две подождать, видите, ботва не везде высохла. Да куда же ждать? А так спрячу, будет что поесть. Вы купить хотели? Я много не продам, сами видите, урожая тут того – одно название. А то дом вон немецким снарядом порушило. Хорошо хоть не было никого. А то случилось бы как у моей сестры…

– А что с ней случилось? – решил я поддержать разговор. А то обидится еще, дорогу не подскажет.

– А сестра моя, Катя, в Таранском живет, да тут рядом совсем. Так там у них воевали… Ой, страх какой! – Она вытерла глаз уголком платка. – И бойцы наши, молодые ребята совсем, прямо у нее в огороде окопы затеяли рыть. Нет, не подумайте, урожай весь: картошку там, свеколку – все как есть вырыли и отдали. А только окопы ж порыли, землю перевернули. Ой, что ж я про такое, – смутилась женщина. – Вы ж не подумайте, это я так, по-бабьи. Ну вот, началась стрельба, мои все в погребе спрятались. А как бой закончился, вышли. А в окопах тех шестеро наших лежат. А остальные побежали вперед, видать, да и не вернулись. Так она документы собрала и мне принесла. Говорит, может, отдашь куда, хоть родителям сообщат, где их деточки. А их она там и похоронила, где лежали. Сама же таскать не может, а помочь некому, ребятня одна. А документы я вам отдам. Заберете?

– Несите, – вздохнул я.

Женщина пошла в дом, вынесла бумаги. Вблизи она оказалась совсем не старой – лет тридцать пять, не больше. Возраста ей добавляли платок и потертая кофта с заплатками. И, пряча документы в планшет, я спросил:

– А что ж вы в воинскую часть не отнесли? Она ведь рядом совсем.

– Та разве ж я не носила? Понесла, и что ж вы себе думаете? Часовой, дурноватый такой, чуть не застрелил меня! Вот так вот!

– А где же это случилось? – спросил я.

– Смотрите, через посадку пройти, там по краю поля и увидите.

Мне часовой попался не такой бдительный, как той женщине, стрелять не стал. Бардак, конечно: раз я в форме, значит, свой. Хотя и понятно, почему он носом на посту клюет: их в боях сильно потрепало, потери у мотоциклетчиков большие, народу не хватает. А пополнение – хрен его знает, будет ли вообще.

Но я сюда не дисциплину проверять приехал. У меня другие задачи. Что же там разведчики такое захватили?

Зато в штабе полка бдительности было хоть отбавляй. И бумаги проверили, и Василию Николаевичу Гордову отзвонились, уточняя, правда ли он меня посылал. Была бы у них возможность, и Кирпоносу бы позвонили, да вот незадача: не было с ним связи у мотоциклетчиков.

Между делом, пока проверяли мои полномочия, я выяснил, что полк доживает свои последние дни перед расформированием. На войне это рядовое дело: одни части формируют, другие – наоборот.

Но все кончается, даже плохое, так что меня свели с командиром роты разведчиков, лейтенантом Андреем Быковым, среднего росточка русоволосым парнем, родом, наверное, откуда-то с Вологодчины: очень уж он окал. Узнав, зачем я прибыл, разведчик устало махнул рукой в сторону небольшого сарайчика.

– Пойдем, покажу. А заберешь – и вовсе хорошо. Очень уж его немцы отдавать не хотели. Моих ребят там осталось… – И его усталые глаза будто потухли.

А в сарайчике стоял… Нет, вот представьте: идете вы по улице, а на дороге лежит… ну не знаю, нет, не деньги, а… картина из музея. «Три богатыря». Или мишки в лесу. Просто лежит, и все тут, а люди ее стороной обходят и брать себе никто не хочет. Вот такое чувство и у меня было. Потому что под Курском за этой машинкой до хрена народу с нашей стороны гонялось. А с той стороны, соответственно, примерно сколько же народу старались приборчик нам не отдать. А тут, считай, на два года раньше. На блюдечке.