дается мне с трудом, но я все равно ее выполняю. Я держу ответ перед самой собой. Я дала себе обещание посвятить этому время. Ведение утренних страниц – это обязанность, которую я себе поручила. Стоит мне пропустить один день или написать на одну страницу меньше, и я чувствую разницу. Страницы меня заземляют. День не диктует мне свою волю: я сама решаю, как им распорядиться. Страницы помогают мне расставлять приоритеты. Не отклоняться от курса. Не отвлекаться на чужие заботы.

Я не всегда была такой ответственной. Прежде чем начать вести утренние страницы, я писала беспорядочно: сегодня работаю, завтра – нет. В отсутствие страниц, которые играют роль румпеля, меня кидало из стороны в сторону. Я была беззащитна перед перепадами настроения. То радость, то грусть – я ничего не могла с ними поделать. Работа продвигалась рывками. Я писала запоем, а потом страдала, что не пишу вообще. В зависимости от того, сколько мне удалось написать за день, я чувствовала себя либо прекрасно, либо совершенно отвратительно. Я зачастую превращалась в то жалкое существо, что зовется писателем, но не пишет. Угрюмая, раздраженная и недовольная, я олицетворяла собой приевшееся клише: страдающего художника. И чего удивляться, что я пила, заливая дурное расположение духа алкоголем?

В двадцать девять лет, резко отказавшись от выпивки, я оказалась в полной власти своих эмоций. Отныне у меня не было способа их заглушить, и перепады настроения стали особенно беспощадными. Я должна была научиться писать и жить по-новому. Эмоционально протрезветь.

Вот тут-то и настала пора учиться держать ответ перед самой собой. День за днем воздерживаясь от выпивки, я сохраняла душевное равновесие за счет дисциплины. Я несла перед собой ответственность, соблюдая трезвость и не идя на поводу у алкоголя. Писательство оставалось единственной сферой жизни, которую я все еще не могла контролировать. И тогда я подумала: почему бы не применить к творчеству те же принципы, которых я придерживаюсь в жизни?

День за днем, руководствуясь правилом «тише едешь – дальше будешь», я воспитывала в себе чувство меры. Во-первых, я писала каждый день. Если за день мне удавалось написать хоть что-нибудь, я считала, что он прошел успешно. Я стала писать регулярно, и перепады настроения прекратились. Стабильные результаты обусловили ровное эмоциональное состояние. В перерывах между кинопроектами, когда мне волей-неволей приходилось работать, я училась писать ежедневно. Переехав в город Таос, штат Нью-Мексико, я выработала для себя формулу: каждое утро от руки исписывать три страницы. Эта регулярная, вошедшая в привычку практика оказалась эффективной. Если первым делом я садилась за утренние страницы, то и я сама, и мой день наполнялись спокойствием. Я стала прилежной, ответственной. Страницы сделались частью моей рутины, причем неотъемлемой частью. Раньше я была привязана к алкоголю и наркотикам, теперь же выработала зависимость от утренних страниц. Это был мой долг перед самой собой. Я веду страницы уже три с половиной десятилетия и держу перед собой ответ за эту ежедневную практику. Благодаря тому, что в процессе написания я игнорирую своего внутреннего критика и приучаю его стоять в стороне, мне всегда было легче писать.

«Джулия, ты так много пишешь», – часто говорят мне с тенью упрека. Такой продуктивностью я обязана своему утреннему ритуалу. И я отношусь к нему ответственно.

Привычка писать ежедневно

Новый день – привычная рутина: в три часа пополудни моя собака неизменно подходит ко мне и просит вывести ее на прогулку. Она настойчива, и стоит мне взять в руки поводок, как она радостно подпрыгивает. Мы выходим ненадолго – всего на полчаса, но без этого Лили нервничает, а после прогулки она всегда довольна.

Я ее понимаю. Лили нужно гулять ежедневно, так же как мне необходимо писать. Для меня это основной вид деятельности. Я приобретаю жизненный опыт и пишу, чтобы его осмыслить. Писательство стало моей ежедневной привычкой, призмой, сквозь которую я смотрю на мир. Сначала я сажусь за утренние страницы, а потом перехожу к ежедневной работе над очередным произведением. Если я за него не берусь, оно – прямо как Лили – требует внимания. За долгие годы я поняла, что писать нужно всегда – хочется или нет. Зачастую самые лучшие тексты рождаются в те дни, когда совсем нет желания творить.

«Джулия, просто садись и пиши», – уговариваю я себя в таких случаях и, охотно повинуясь, берусь за перо. Как я уже говорила, я не гнушаюсь молить о помощи, ведь я знаю, что мой «дешевый трюк», как я его иногда называю, работает.

«Боже, – уверенно молю я, – пожалуйста, пошли мне идею». Довольно скоро она приходит и торопит меня писать, как Лили, которой не терпится на прогулку.

«Должно быть, тебе свойственна дисциплина», – часто слышу я, но мне больше по душе слово «энтузиазм». Если текст сам просится на бумагу, я не буду возражать. Прямо как Лили, которая тянет за поводок, текст сам задает мне рабочий темп. Ручка едва поспевает за потоком мыслей. Я чувствую, как меня ведут вперед. Кто не захочет писать, зная, как это приятно? Та часть меня, что хочет творить, похожа на непоседливого щенка, который зовет на поиски приключений. Я знаю: лучше согласиться, ведь день, посвященный творчеству, наполнит меня счастьем.

Как преподаватель я советую своим ученикам тоже выработать привычку писать ежедневно. Я знаю, что писать куда легче, чем не писать, и мне часто доводилось слышать жалобы учеников, которые противятся этому уроку: один день без работы влечет за собой второй, потом третий, и со временем из них складывается довольно значительный перерыв.

«Желание писать приходит, когда пишешь».

Эразм Роттердамский

Работая преподавателем в Северо-Западном университете, я давала студентам задание писать по три утренних страницы, а после – три страницы сценария, дневную рабочую норму. Я объясняла им, что секрет кроется в ежедневной работе, но при низкой планке, чтобы норму было нетрудно выполнять. Рассказывая им о правиле «тише едешь – дальше будешь», я поясняла, что это значит «тише едешь – большего достигнешь». И действительно: осиливая по три страницы сценария в день, за месяц им удавалось написать девяносто.